Хиромантия

Логика в понимании гегеля. Кто мыслит абстрактно: Гегель о том, как судить людей Понимание абстрактного и конкретного в философии гегеля

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Тульский филиал НОУ ВПО МОСКОВСКОЙ АКАДЕМИИ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА при Правительстве Москвы

Контрольная работа

по дисциплине: Философия

по теме: Философия Г.Гегеля: система и метод

-Гегель Г. «Кто мыслит абстрактно?» Работы разных лет. М.,1972 Т.2. Основные идеи и их значение для современности

Выполнила: студентка 2 курса гр. 47

по специальности: «Менеджмент»

Белан Анастасия

г. Тула, 2014г.

1. Система и метод философии Гегеля

2. Философская система

3. Философия природы

4. Философия духа

5. Диалектический метод

6. Анализ статьи Г.В.Ф. Гегеля «Кто мыслит абстрактно?

Список литературы

1. Система и метод философии Гегеля

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770--1831) родился в семье крупного чиновника. Учился в Тюбингенском теологическом институте. Некоторое время работал домашним учителем. Служил директором гимназии в Нюренберге. С 1801 г. преподавал в Иенском университете. В это время он вместе с Шеллингом издает «Критический философский журнал». С 1816 г.

Гегель -- профессор Гейдельбергского университета, а с 1818 г. -- Берлинского. Некоторое время был его ректором.

Творчество Гегеля считается вершиной классической немецкой философии. В нем нашли продолжение диалектические идеи, выдвинутые Кантом, Фихте, Шеллингом. Но Гегель пошел значительно дальше своих великих предшественников. Он первым представил весь естественный, исторический и духовный мир в беспрерывном развитии. Он открыл и обосновал с позиций объективного идеализма основные законы и категории диалектики. Он сознательно противопоставил диалектику как метод познания ее антиподу -- метафизике. Соглашаясь с необходимостью исследования предпосылок познания, на чем настаивал Кант, Гегель справедливо упрекал его в том, что он пытался представить их вне истории познания, в отрыве от мыслительной деятельности человека. Кант, как известно, выдвигал требование: познай способности познания до того, как начнешь что-то познавать. Это похоже на анекдот, который рассказывают о схоластике, не желавшем войти в воду раньше, чем он научиться плавать, иронизирует Гегель. философия гегель мышление абстрактный

Гегель -- противник кантовского агностицизма и априоризма. Он не согласен с метафизическим разрывом между сущностью и явлением, на чем настаивал Кант. Явление, по Гегелю, не менее объективно, чем сущность. Сущность является, т.е. обнаруживается, в явлении, а явление выступает носителем сущности. Это единство противоположностей, которые не могут существовать друг без друга. Поэтому несостоятельны утверждения Канта о принципиальной непознаваемости вещей в себе. Вещь в себе, учит Гегель -- это лишь первоначальный момент, лишь ступень в развитии вещи. «Так, например, человек в себе есть ребенок, росток -- растение в себе... Все вещи суть сначала в себе, но на этом дело не останавливается».

Вопреки Канту, вещь в себе, во-первых, развивается, вступая в многообразные отношения, и, во-вторых, познаваема, поскольку обнаруживает себя в явлениях.

Критикуя кантовский субъективизм и агностицизм, Гегель признает возможность адекватного познания мира на базе тождества мышления и бытия. Несостоятельна, считает Гегель, и попытка Фихте вывести всю природу и общество из «Я», т.е. из индивидуального сознания. Шеллинга он критиковал за склонность к интуитивизму, за недооценку роли разума и логики. Однако общим для Гегеля и его предшественников было идеалистическое решение вопроса о соотношении сознания и природы материи. Различия между ними в этом вопросе -- это различия между объективным и субъективным идеализмом.

Философия Гегеля -- максимально рационализированный и логизированный объективный идеализм. В основе всего сущего лежат законы мышления, т.е. законы логики. Но логики не формальной, а совпадающей с диалектикой -- диалектической логика. На вопрос о том, откуда взялись эти законы, Гегель отвечает просто: это мысли Бога до сотворения мира. Логика есть «изображение Бога, каков он есть в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа».

2.Философская система

Философская система делится Гегелем на три части:

1) логика,

2) философия природы,

3) философия духа.

Логика, с его точки зрения, есть система «чистого разума», совпадающего с божественным разумом. Однако откуда бы Гегель смог узнать мысли Бога, да еще до сотворения мира? Этот тезис философ просто постулирует, т.е. вводит без доказательств. Фактически же свою систему логики Гегель черпает не из священных книг, а из великой книги самой природы и общественного развития. Поэтому самая, казалось бы, мистическая часть его философии -- логика -- опирается на огромный естественнонаучный, исторический материал, который был в распоряжении энциклопедически образованного мыслителя.

«Мыслями Бога» оказываются наиболее общие законы развития природы, общества и мышления. Диалектический идеализм Гегеля именно в логике ближе всего стоит к диалектическому материализму. По сути дела это перевернутый и поставленный с ног на голову материализм. Дело, разумеется, нельзя сводить к простому «переворачиванию». Между идеалистической диалектикой Гегеля и материалистической диалектикой имеются существенные различия, о чем будет сказано ниже.

Исходным пунктом философии Гегеля выступает тождество мышления (сознания) и бытия. Вещи и мысли о них совпадают поэтому мышление в своих имманентных определениях и истинная природа вещей -- это одно и то же.

Логика . Тождество бытия и мышления, с точки зрения Гегеля, представляет собой субстанциональное единство мира. Но тождество не абстрактное, а конкретное, т.е. такое, которое предполагает и различие. Тождество и различие -- единство противоположностей. Абсолютное тождество, как у Шеллинга, исключает саму возможность развития. Мышление и бытие подчинены одним и тем же законам, в этом рациональный смысл гегелевского положения о конкретном тождестве.

Объективное абсолютное мышление, полагает Гегель, есть не только первоначало, но и движущая сила развития всего сущего. Проявляясь во всем многообразии явлений, оно выступает как абсолютная идея .

Абсолютная идея не стоит на месте. Она непрерывно развивается, переходя от одной ступени к другой, более конкретной и содержательной. Восхождение от абстрактного к конкретному -- общий принцип развития.

Высшая ступень развития -- «абсолютный дух ». На этой ступени абсолютная идея проявляется в сфере человеческой истории и делает предметом мышления самое себя.

Философской системе гегелевского объективного идеализма присущи некоторые особенности. Во-первых, пантеизм . Божественная мысль витает не где-то в небесах, она пронизывает весь мир, составляя сущность каждой, даже самой малой вещи. Во-вторых, панлогизм . Объективное божественное мышление строго логично. И, в-третьих, диалектика .

Гегелю присущ гносеологический оптимизм, убеждение в познаваемости мира. Субъективный дух, человеческое сознание, постигая вещи, обнаруживает в них проявление абсолютного духа, божественного мышления. Отсюда следует важный для Гегеля вывод: все действительное разумно, все разумное действительно . Многие ошибались, истолковывая тезис о разумности всего действительного как апологию всего существующего. На самом деле существующее, полагал Гегель, разумно лишь в определенном смысле, а именно, когда оно выражает какую-то необходимость, закономерность. Только тогда существующее можно квалифицировать как нечто разумное. Но коль скоро исчезает необходимость существования чего-то, оно теряет статус действительного и должно с необходимостью исчезнуть. Отжившие формы жизни непременно уступают место новому, таков истинный смысл формулы Гегеля.

Итак, логика представляет собой закономерное движение понятий (категорий), выражающих содержание абсолютной идеи, этапы ее саморазвития.

С чего же начинается движение этой идеи? После долгого обсуждения этой нелегкой проблемы Гегель приходит к выводу, что началом служит категория чистого бытия. Бытие, по его мнению, не обладает извечным существованием и должно возникнуть. Но из чего? Очевидно, из небытия, из ничто. «Есть пока что ничто и должно возникнуть нечто. Начало есть не чистое ничто, а такое ничто, из которого должно произойти нечто, бытие, стало быть, уже содержится также и в начале. Начало, следовательно, содержит в себе и то и другое, бытие и ничто; оно есть единство бытия и ничто или, говоря иначе, оно есть небытие, которое есть вместе с тем бытие, и бытие, которое есть вместе с тем небытие».

Может сложиться впечатление, что перед нами словесная эквилибристика, лишенная смысла. Ход мысли Гегеля кажется искусственным, если исходить из естественнонаучных, детерминистских предпосылок. Действительно, из небытия, из ничто не может возникнуть какое-то нечто. Но ведь у Гегеля речь идет не о реальном мире, а о мыслях Бога до сотворения мира.

Если отвлечься от мистических сюжетов божественного творения мира, бытия из ничего, то в рассуждениях философа мы найдем разумное содержание, или, как принято говорить, рациональное зерно. Бытие и небытие есть единство противоположностей. Одна категория отрицает другую. В результате возникает третья категория, которая синтезирует обе предшествующие. Эту новую категорию Гегель называет становлением . «Становление есть нераздельность бытия и ничто... иначе говоря, такое единство, в котором есть как бытие, так и ничто». Становление это диалектический процесс возникновения, который уместно называть становлением, представляет собой переломное состояние когда вещи как сложившейся целостности еще нет, но нельзя сказать, что ее вообще нет. И в этом смысле становление можно считать единством небытия и бытия. «Становление есть неустойчивое беспокойство , которое оседает, переходит в некий спокойный результат » .

Синтез категорий чистое бытие и ничто дает категорию становление, а от нее возможен переход к наличному, т.е. какому-то определенному бытию. Такова схема, предлагаемая Гегелем.

Если диалектический процесс возникновения Гегель стремится выразить при помощи категории становления, то процесс исчезновения, уничтожения выражается им при помощи категории снятие. Необходимо иметь в виду, что немецкий глагол aufheben -- снимать -- имеет много значений, в том числе негативных: прекращать, отменять, упразднять, ликвидировать. Но одновременно он имеет и ряд позитивных значений: сберегать, сохранять, обеспечивать. Соответственно существительное Aufheben означает и отмену и сохранение. Гегель ссылается и на латинский язык, где глагол tollere имеет два значения:

1) уничтожать, отрицать, убирать и

2) возвеличивать.

Философ не случайно использует языковую полисемию. В ней в данном случае выражается стихийная диалектика и ее главная черта: тождество противоположностей . В мире ничего не погибает бесследно, а служит материалом, исходной ступенью для появления нового. Эта закономерность отражается категорией снятие, а также категорией отрицание , которую Гегель широко применяет в своей философской системе. Каждая категория выражает один какой-либо момент, аспект процесса развития и служит одновременно исходным пунктом для следующей категории, которая отрицает, снимает предшествующую категорию. Новое отрицает старое, но отрицает диалектически: не просто отбрасывает его в сторону и уничтожает, а сохраняет и в переработанном виде использует жизнеспособные элементы старого для созидания нового. Такое отрицание Гегель называет конкретным .

Отрицание для Гегеля не одноактный, а по сути дела бесконечный процесс. И в этом процессе он всюду находит связку из трех элементов: тезис -- антитезис -- синтез . В результате отрицания какого-либо положения, принимаемого за тезис, возникает противоположение (антитезис). Последний с необходимостью подвергается отрицанию. Возникает двойное отрицание, или отрицание отрицания , что ведет к возникновению третьего звена, синтеза. Оно на более высоком уровне воспроизводит некоторые черты первого, исходного звена. Вся эта конструкция называется триадой.

В философии Гегеля триада выполняет не только методологическую функцию, но и функцию системосозидающую. Это не только содержательный принцип, или закон диалектики, но и способ построения системы. Вся архитектоника, структура гегелевской философии подчиняется тройственному ритму, строится в соответствии с требованиями триады. В целом философия Гегеля делится на три части: -- логику, философию природы и философию духа. Это не рядоположенные части, которые можно поменять местами. Это триада, где каждая часть выражает закономерный этап диалектического развития. По крайней мере так считает сам Гегель. Логику он делит тоже на три части: учение о бытии, учение о сущности и учение о понятии. Каждая из указанных частей также является триадой. Учение о бытии, например, включает в себя:

1) определенность (качество),

2) величина (количество),

Качество состоит из трех частей:

b) наличное бытие,

c) для - себя - бытие.

Бытие, о чем мы уже говорили, это триада: чистое бытие -- ничто -- становление. Здесь достигнут предел деления, или триада, состоящая из категорий, каждая из которых не может быть разложена на триады.

Нет ни возможности, ни необходимости излагать всю эту сложную систему больших и малых триад. Остановимся на некоторых наиболее важных моментах. Результатом становления является наличное бытие. В отличие от чистого бытия это бытие определенное, наделенное качеством. Качество есть первая непосредственная определенность бытия; Любая вещь отличается от других благодаря присущему ей качеству. В силу качественной определенности вещи не только отличаются друг от друга, но соотносятся между собой.

Категория качества предшествует в логике Гегеля категории количества . Такой порядок в общем соответствует истории человеческого познания. Дикари (как и дети) различают вещи по их качественной определенности, хотя не умеют считать, т.е. не знают количественных соотношений.

Синтезом качественной и количественной определенности выступает мера. Каждая вещь, поскольку она качественно определена, есть мера. Нарушение меры меняет качество и превращает одну вещь в другую. Происходит перерыв постепенности, или качественный скачок.

Гегель решительно выступает против плоского эволюционизма, признающего лишь постепенный переход от одного качественного состояния к другому. «Говорят: в природе не бывает скачков... Но мы показали, что вообще изменение бытия суть не только переход одной величины в другую, но и переход качественного в количественное и наоборот, становление иным, представляющее собой перерыв постепенности, и качественно другое по сравнению с предшествующим состоянием». Вода через охлаждение не становится твердой постепенно, не делается сначала кашеобразной, чтобы затем, делаясь постепенно все тверже и тверже, достигнуть консистенции льда, а затвердевает сразу. Уже достигнув температуры точки замерзания, она все еще может полностью сохранить свое жидкое состояние, если она остается в покое, и ничтожное сотрясение приводит ее в твердое состояние.

Гегель приводит и другой пример, но уже из моральной области. Здесь также имеют место переходы количественных изменений в качественные, и «разность качества» оказывается основанной на разности величин. Так, благодаря количественным изменениям мера легкомыслия оказывается превзойденной и в результате появляется нечто совершенно иное, а именно преступление. Качественный скачок может превратить право в несправедливость, добродетель -- в порок. Любопытно и такое рассуждение философа: государства при прочих равных условиях получают разный качественный характер благодаря их различию по величине. Законы и государственный строй превращаются в нечто другое, когда увеличивается объем государства и возрастает число граждан. Государство имеет меру своей величины, превзойдя которую оно неудержимо распадается при том же государственном устройстве, которое при другом размере составляло его счастье и силу.

Гегель убедительно обосновывает то, что позднее получило название закона о переходе количественных изменений в качественные и наоборот путем скачков. Развитие науки и общественной практики подтвердило правильность открытого Гегелем этого диалектического закона.

Диалектика перехода количества в качество отвечает на вопрос о форме развития всех природных и духовных вещей. Но остается еще более важный вопрос о движущей силе , импульсе этого развития. И здесь Гегель ищет ответа не в потустороннем мире, а в самой действительности. Формулирует он этот ответ в учении о сущности . «Одним лишь блужданием из одного качества в другое и одним лишь переходом из качественного в количественное и наоборот дело еще не окончено, а имеется в вещах нечто пребывающее, это пребывающее есть прежде всего сущность».

Качество, количество, мера -- все это, как уже говорилось, категории бытия. Это формы, в которых мы воспринимаем действительность, и воспринимаем эмпирически, опытным путем. Но опытным путем невозможно постичь сущность вещей. Сущность есть внутренняя основа бытия, а бытие -- внешняя форма сущности. Нет чистых сущностей, они выражаются, проявляются в формах бытия. Сущность есть то же бытие, но на более высокой ступени. Сущность, как внутренняя причина бытия, не тождественна с последним, она отлична от него. Иными словами, сущность познается из противоположности непосредственному бытию. Значит, познание должно идти вглубь, вскрывать в явлениях их сущность.

В чем же, по Гегелю, заключается эта потаенная сущность бытия? Кратко говоря, в его внутренней противоречивости . Все существующее содержит в себе противоречие, единство противоположных моментов.

Тождество, единство противоположностей -- ключевое Понятие логики Гегеля. Обыденное сознание испытывает страх перед противоречием, считая его чем-то ненормальным. Да и формальная логика с ее законами (непротиворечия, исключенного третьего) запрещает логические противоречия. Гегель говорит много нелюбезных слов в адрес этой логики. Но фактически он не против формальной логики, а против ее абсолютизации. Такая логика не может претендовать на роль всеобщей методологии в противовес диалектике. В этом случае формальная логика превращается в метафизику. Правильно истолкованная формальна;) логика запрещает абсурдные противоречия, противоречия доктринальные, словесные, вносящие путаницу в рассуждения. Эти требования выполняет и Гегель, иначе его бы просто не поняли. Но кроме противоречий неправильного рассуждения, имеются противоречия реальные, противоречия самой жизни. И от них избавиться не удается никому. «Противоречие -- вот что на самом деле движет миром, и смешно говорить, что противоречие нельзя мыслить». «Противоречие есть корень всякого движения и жизненности, лишь поскольку оно имеет в самом себе противоречие, он движется, обладает импульсом и деятельностью».

Противоречие ведет вперед, оно является принципом всякого самодвижения. Даже самый простой вид движения -- перемещение тела в пространстве -- представляет собой постоянно возникающее и тут же разрешающееся противоречие. Нечто движется не только потому, что оно теперь здесь, а в другой момент там, но и потому, что оно в один и тот же момент и здесь, и не здесь, т.е. и находится, и не находится в данной точке траектории. Гегель предлагает «вместе с древними мыслителями» признать противоречия, обнаруженные ими в движении. Но отсюда не следует, что движения нет, а, напротив, следует, что движение есть существующее противоречие.

«Древние диалектики», а это философы элейской школы и прежде всего Зенон, вскрыли в своих апориях объективные противоречия, присущие движению, пространству, времени. Но поскольку любые противоречия считались недопустимой аномалией, ошибкой логического рассуждения, то вскрытые противоречия были объявлены видимостью, порождаемой несовершенством чувственного познания. А по своей сути постигаемый разумом мир лишен и движения, и многообразия. Аналогичный ход рассуждения у Канта: попытка разума постичь вещи в себе приводит к антиномиям, т.е. к неразрешимым логическим противоречиям. По Канту, следует признать бессилие разума и непознаваемость мира. Гегель же с этим не согласен: вскрытые противоречия свидетельствуют не о бессилии разума, а о его мощи. Антиномии не тупик, а путь, ведущий к истине. «Так как каждая из двух противоположных сторон содержит в самой себе свою другую и ни одна из них не может быть мыслима без другой, то из этого следует, что ни одно из этих определений, взятое отдельно, не истинно, а истинно лишь их единство. Это есть истинно диалектический способ рассмотрения этих определений, равно и истинный результат». Нельзя метафизически отрывать конечное от бесконечного, прерывность от непрерывности, свободу от необходимости и т.д. В этом суть диалектического способа мышления. Учение о понятии -- третья, завершающая часть логики Гегеля. Здесь он наиболее резко выражает точку зрения абсолютного идеализма. С этих позиций философ критикует формальную логику, которая видит в понятии «пустую и абстрактную форму». «На самом деле все обстоит наоборот: понятие есть начало всякой жизни, оно всецело конкретно. Это является выводом из всего проделанного до сих пор логического движения и не требует поэтому здесь доказательства». А почему, собственно, не требует? Формальная логика формулирует закон достаточного основания; всякая мысль должна быть доказана либо опытными данными, фактами, либо при помощи научных и иных логических выводов из уже доказанных положений. Следовательно, доказательство может быть либо индуктивным, либо дедуктивным. Но Гегелю ничего этого не требуется. Понятие и другие логические формы не являются, как он считает, отражением вещей. Наоборот, вещи вторичны, они представляют собой отражения понятий, должны им соответствовать. А понятия имеют божественное происхождение. Ведь «Бог сотворил мир из Ничего, или, иначе выражаясь, ...мир и конечные вещи произошли из полноты божественной мысли и божественных предначертаний. Этим мы признаем, что мысль, или, точнее говоря, понятие, есть та бесконечная форма, или свободная творческая деятельность, которая для своей реализации не нуждается в находящемся вне материале». Ни понятия, ни суждения, ни умозаключения не находятся только в нашей голове и не образуются лишь нами. Понятие есть то, что живет в вещах, понять предмет означает, следовательно, осознать его понятие.

Все это, конечно, есть абсолютный идеализм: реальные вещи в своей сути -- это понятия, суждения и умозаключения. Однако и здесь есть рациональный момент: логические формы -- не субъективное творение человеческой головы (хотя, с точки зрения материализма, вне этой головы они существовать не могут) а отражение закономерностей объективного мира, обычных отношений вещей. Гегель правильно подчеркивает, что понятия, суждения и умозаключения представляют собой диалектическое единство таких категорий, как всеобщее, особенное и единичное. Но это единство присуще реальным вещам, объективному миру, а затем уже и в силу этого -- логическим формам. Применив диалектический метод к анализу логических понятий, суждений, умозаключений, Гегель, в отличие от традиционной формальной логики, вскрыл диалектику этих форм. Маркс справедливо считал гегелевскую диалектику основной формой всякой диалектики, но лишь после того, как она будет очищена от своей мистической формы.

3. Философия природы

Второй ступенью развития абсолютной, идеи Гегель считает природу. Природа есть порождение абсолютной идеи, ее инобытие. Порожденная духом, природа не имеет независимого от него существования. Так решается Гегелем основной вопрос философии, хотя само это выражение им не употребляется. При этом Гегель пытается отмежеваться от традиционного религиозного представления о сотворении мира. Абсолютная идея на ступени логики существует, по его словам, вне времени и пространства. Не случайно эти категории отсутствуют в его логике. Как говорит Гегель, неверно рассуждать о том, что было раньше, а что потом. Выражения «раньше» и «потом» не подходят для данного случая. Они выражают «чисто логическую» первичность и вторичность. И хотя Бог у Гегеля не совсем традиционный, а абстрактная идея мирового разума, он все же не отказывается от христианского догмата о сотворении мира.

Природа интересует Гегеля не сама по себе, а как необходимый этап развития абсолютной идеи. Ее проявлениями в природе он считает механику, физику, органику. Переход от неживой природы к живой завершает чисто природный процесс. Дух выходит из природы, прорывая внешнюю кору материальности как чего-то низшего.

Предвзятая философская схема не позволила Гегелю понять как следует диалектику природы. Как ни странно, великий диалектик не принял передовых для его времени эволюционных идей в геологии, органической химии, эмбриологии, физиологии растений и животных. Он называл бессодержательным эволюционное учение о происхождении более развитых организмов из низших. По его мнению, все многообразие изменений в природе укладывается в рамках вечного круговорота. Поэтому «ничто не ново под луной», а многообразная игра форм природы «вызывает скуку». Лишь в изменениях, которые происходят в духовной сфере, проявляется новое.

Порой в рассуждениях Гегеля по поводу природы отсутствует всякая логика, будь то диалектическая или формальная. Энгельс справедливо называет бессмыслицей заявление философа о том, будто природа развивается в пространстве, но не во времени. Ведь именно время есть основное условие всякого развития.

Вопреки этому Гегель высказывает глубокие диалектически догадки, которые нашли подтверждение в дальнейшем развитии естествознания. К ним, например, относятся указания о превращении количественных изменений в качественные в химических процессах, понимание электричества как особой формы движения материи. В целом же философ не смог преодолеть метафизического, механистического понимания природы. Он остался на позициях старой натурфилософии, суть которой состоит в том, что философ как представитель «науки наук» и обладатель «абсолютного знания» может не считаться с мнением специалистов в конкретных областях естествознания. Этим, видимо, следует объяснить выступления Гегеля против атомистики, непризнание им волновой и корпускулярной теорий света, утверждение, будто кровяные шарики образуются только при соприкосновении крови с воздухом. Отсюда и странные формулы: «свет -- самая простая мысль, существующая под формой природы», «звук -- жалоба идеального» и т.п.

4. Философия духа

Это третья ступень гегелевской системы, представляющая собой синтез двух предыдущих. Здесь абсолютная идея как бы пробуждается, освобождается от природных уз и находит свое выражение в абсолютном духе. Человек -- часть природы. Однако человеческий дух -- продукт не природы, а абсолютного духа . Да и сама природа порождена духом. «Для нас дух имеет своей предпосылкой природу , он является ее истиной, и тем самым абсолютно первым в отношении ее. В этой истине природа исчезла, и дух обнаружился в ней как идея, достигшая для - себя - бытия». Саморазвитие духа идет по трем ступеням. Первая -- «субъективный дух » -- индивидуальное человеческое сознание, подразделяющееся на три вида: антропологию, феноменологию и психологию. Вторая ступень «объективный дух» -- человеческое общество и три его главные формы: право, нравственность, государство. Последняя ступень -- «абсолютный дух » -- включает искусство, религию, философию.

Проблемы, поднятые Гегелем в «Философии духа», более подробно рассматриваются им в цикле сочинений: «Феноменология духа», «Философия истории», «Философия права», «Эстетика», «Философия религии», «Лекции по истории философии».

«Философия духа» -- труд, посвященный главным образом индивидуальному и общественному сознанию, а также диалектике исторического развития.

Дух есть нечто единое и целое, но находящееся в процессе развития, перехода от низшего к высшему. Движущей силой развития духа Гегель считает диалектическое противоречие субъекта и объекта, мысли и предмета. Преодолевая это противоречие, дух прогрессирует в сознании своей свободы. «Субстанция духа есть свобода, т.е. независимость от другого, отношение к самому себе». Действительная свобода, по Гегелю, состоит не в отрицании необходимости, а в ее осознании, в раскрытии ее содержания, которое имеет идеальный характер. История человечества есть прогресс в сознании свободы, но опять-таки свободы духа, мысли. Безусловно, понимание Гегелем свободы носило прогрессивный характер, так как было направлено против феодальных пережитков.

Что же касается философии истории, то она у Гегеля носит телеологический характер, т.е. развитие общества направлено к заранее установленной цели. Мировую историю философ делит на три эпохи: восточную, античную и германскую. Восточная эпоха полностью лишена сознания свободы, в античную эпоху сознания свободы достигло избранное меньшинство, а что касается германских народов, в первую очередь немцев, то они уже достигли стадии свободы. Искусственный характер и предвзятость такой схемы совершенно очевидны. Сословный строй, монархия (правда, конституционная) вполне вписываются, по Гегелю, в категорию свободы. Государство он считал не только воплощением свободы, но и шествием Бога по земле. Пределом развития человеческого общества и его политических институтов выступает конституционная монархия, сохраняющая сословные черты, но способствующая преобразованиям в буржуазно-либеральном духе.

События всемирной истории являют собой диалектику отдельных «народных духов». Каждый народ с присущим ему «духом» представляет собой одну из ступеней, или моментов всемирной истории. А всемирная история осуществляет «абсолютную цель мира». Однако подавляющее число народов остаются за пределами прогресса, объявляются неисторическими. Они не смогли выразить какие-то моменты абсолютного духа. Особенно не повезло в этом смысле народам Востока, славянам. Они не имеют будущего и навсегда застыли в своем развитии. Если всемирная история берет начало на Востоке, то финиш ее на Западе. Здесь осуществляется «абсолютная цель мира». Развитие человеческого общества, по Гегелю, должно остановиться перед Бранденбургскими воротами в Берлине. Здесь и вершина и конец всемирной истории. Здесь она «прекращает течение свое».

Еще выше государства стоят в системе Гегеля искусство, религия и философия. И не какая-нибудь, а философия самого Гегеля. Именно в ней нашла свое полное воплощение абсолютная идея. Гегель полагал, что сущность мира такова, как она изображена в его философии, особенно в «Логике». Его философия -- «единственная», «абсолютная», «философия вообще».

Иронизируя по поводу подобных притязаний, Л.Фейербах замечал: «Но как бы остроумен ни был этот автор, он все же с места в карьер действует некритически, не ставя себе вопроса: возможно ли вообще, чтобы род абсолютного осуществился в одном художнике, а философия в одном философе».

5. Диалектический метод

Как уже говорилось, в философии Гегеля необходимо различать метод исследования и систему, в соответствии с которой не только излагается, но и структурируется материал. Метод, по словам Гегеля, «есть движение самой сути дела», сознание «внутреннего самодвижения содержания». Он у Гегеля носит диалектический характер, являясь наиболее общим выражением противоречивого развития мира. Диалектический метод, его принципы и категории разработаны главным образом в первой части его системы. Система -- это избранный философом порядок изложения материала, связь логических категорий, общее построение всего философского здания. В отличие от метода, который определяется главным образом объективным содержанием мира, система во многом несет черты авторского произвола. Главным принципом структурного построения выступает триада, в чем мы могли убедиться. В ней есть рациональный смысл (выражение диалектического закона отрицания). Однако Гегель формализует этот принцип и нередко использует как шаблон, которому вынужден подчиняться конкретный материал. Поэтому многие переходы категорий носят произвольный, искусственный характер. Например, последняя триада в системе: искусство -- религия -- философия. Обосновать логическую связь между ними, показать, что философия есть синтез, единство искусства и религии -- эта задача осталась неразрешенной. Гегель просто декларирует, но не обосновывает эту конструкцию.

Фейербах, Герцен, Энгельс и другие мыслители обратили внимание на противоречие между методом и системой в философии Гегеля . Сам дух диалектического метода противоречит формализованной консервативной системе. Это противоречие нельзя отнести к числу диалектических, это противоречие доктрины, которое запрещается как формальной, так и диалектической логикой. У Гегеля получается парадоксальная картина: диалектика с ее борьбой противоположностей, духовный и исторический прогресс фактически обращены в прошлое. Им нет места ни в настоящем, ни в будущем: ведь «абсолютная цель» прогресса достигнута. Диалектический метод не может для Гегеля служить орудием критического осмысления и преобразования действительности. Чтобы он стал таковым, надо отбросить консервативную систему гегелевской философии. И это было сделано К. Марксом и Ф. Энгельсом. Идеалистическая диалектика была заменена диалектикой материалистической.

Гегелевская философия относится к числу тех классических доктрин, которые чреваты бесконечными интерпретациями. Одной из таких интерпрепетаций гегелевской философии стал марксизм, который переработал философию Гегеля с позиций материализма и оказал огромное влияние не только на последующее развитие философии, но и на всю культуру XX в. Однако, безусловно, значение философии Гегеля не исчерпывается ее влиянием на марксизм, поскольку философия Гегеля имеет и других выдающихся последователей, продолжавших его линию объективного идеализма. В целом, к философскому наследию Гегеля могут быть полностью отнесены слова его афоризма: «Великий человек осуждает людей на то, чтобы они его объяснили».

6. Анализ статьи Г.В.Ф. Гегеля «Кто мыслит абстрактно? Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 - М.: Мысль, 1972.

Согласно определению, абстрактное мышление - это умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике. Этот уровень довольно развит у современных людей, так как он·работает на науку, занимающую очень много места в нашей жизни.·Наиболее сильно уровень абстрактного мышления развит у физиков и математиков. У ребенка·абстрактное мышление начинает проявляться, когда он говорит, что·облако - это корабль. Если полководец, задумывая битву, расставляет на·столе картофелины, а потом выигрывает битву по этому плану, то это уже·успешный перевод решения, найденного на абстрактном уровне, на·физический план. Любые уравнения с неизвестными решаются только при·наличии некоторой степени абстрактного мышления. Даже язык сам по себе - уже набор·символов, ведь слово «книга» и реальная книга - очень разные вещи, а·человек научился многим успешным операциям с помощью выработанных·символов и обозначений. В эмоциональном крике животного,·предупреждающем об опасности, есть эмоциональная энергия, довольно·непосредственно передающая информацию. А вот если·два человека говорят о методах дедукции и индукции, при этом не теряя·связь в своем уме с теми объектами, которые подчинены законам индукции·и дедукции, то это - правильно работающее абстрактное мышление, совсем·отсутствующее у животных. Артист может хорошо исполнять роли за счет·способности перевоплощаться, подражать, не имея заполненного уровня·абстрактного мышления. А вот поэт, чтобы его стихи вызывали в читателе·глубокие чувства, должен создать образы, достаточно отвлеченные от·объектов, о которых он на самом деле ведет речь, и тонко намекающие на·отдельные качества этих объектов. Для этого ему надо иметь·заполненными оба уровня: эстетизма и абстрактного мышления Абстрактное мышление [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.sunhome.ru/psychology/51254. - Дата обращения: 04.12.2013 г. .

Психологический портрет человека с ярко выраженным уровнем абстрактного мышления можно·изобразить так: энергия собрана в голове, почти все время в ней текут·мысли, рассуждения, цепочки фактов, выводы и т.д. Люди с абстрактным мышлением предпочитают·разговаривать языком символов, сложных понятий, им сам этот процесс·доставляет удовольствие. Чаще всего абстрактное мышление присутствует у мужчин; считается, что среди женщин «абстрактников» немного. В учебе стихия таких людей - механико-математические и физико-технические факультеты. Люди, наделенные абстрактным мышлением, часто небрежны в одежде - они могут не обращать внимания и даже попросту не замечать,·что на них надето и правильно ли застегнуты пуговицы. Их энергия снята с·физического плана и занята мысленными построениями. В разговоре они·часто строят длинные рассуждения, иногда забывая, с чего·начали. Недостатком людей с абстрактным мышлением относят невнимательность к окружающим.·Проблемы, волнующие окружающих их людей, кажутся им мелкими и·не стоящими внимания. Люди с абстрактным мышлением живут в своем личном мире,·центрированы на себе, поэтому им сложнее всех нарабатывать альтруизм Там же. .

Следует отметить, что распространенное мнение о том, что «Абстрактное мышление - это умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике» Там же. не относится к абстрактологии, поскольку в нем есть ограничение, а именно: с точки зрения абстрактологии абстрактное мышление - это как раз именно мышление, а не умение, способности, манипуляции, нахождение решения и их применение... Например, при настоящем абстрактном подходе нахождение решения и абстрактное мышление никак не связаны. Человек может мыслить, не достигая никакой цели. И решение может прийти к нему внезапно, когда он вообще не думает о конкретной проблеме, требующей решения. Любые умения, опыт - абстрактны, а значит не имеют реального значения. В абстрактном мышлении есть только одно умение - мыслить абстрактно, исходя из того, что было сказано выше о состоянии, цели, подходе. И это даже не умение, и не навык ума вообще. Это исходит из состояния, к которому ум скорее относится как подчиненный, а не как контролирующий Абстрактное мышление [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://wikimoments.org/publ/15-1-0-55. - Дата обращения: 04.12.2013 г. .

Абстрактное мышление являются противоположностью обычного линейного мышления людей, построенного на причинно-следственной модели. Такое мышление делает диапазон восприятия людей очень узким. По мнению источника, вся образовательная система построена на этой модели, в результате чего человек вырастает с узкими возможностями. Почти вся наука, включая психологию, изучающую мышление, построена на этой модели, что ставит огромные ограничения в развитии человеческой мысли и цивилизации в целом. Единственной наукой, построенной на абстрактном мышлении, является философия.

Понятие абстрактного мышления допускает запредельное, абстрактное состояние - это состояние «отвлечения», невовлечения. При абстрактном мышлении цель является абстрактной: человек мыслит, не пытаясь достичь результата, а просто потому, что мыслит. Люди, которым присуще абстрактное мышление, имеют и достоинства, и недостатки этим мышлением обусловленные. К достоинствам можно отнести, во-первых, способность мыслить сложными категориями, делать отвлеченные выводы, видеть ситуации под разными углами; во-вторых, у них сильный мыслительный аппарат, они обладают большой работоспособностью и увлеченностью в своей области; в-третьих, они имеют способность отрешаться от физического плана. К недостаткам, присущим людям с абстрактным мышлением, можно отнести эгоизм, центрирование на себе; рассеянность, невнимательность к окружающим; уход в абстракцию настолько, что выводы становятся непрактичными; большие затраты энергии на теорию, мало остается для практики.

В статье Г.В.Ф. Гегеля «Кто мыслит абстрактно?» в публицистической форме, доступной каждому читателю, без загруженности научными философскими терминами изложена точка зрения автора на сущность абстрактного мышления, идущая вразрез с общепринятым мнением. Гегель из анализа мыслительной абстракции переходит на личность мыслящего, выражающую результаты мышления в словах. В целом статья посвящена пояснению одной из центральных идей диалектики Гегеля - идеи конкретности истины.

Начинается статья вопросительно-веселым, даже ироничным обращением к читателю, и этот ироничный и вопросительный тон сохраняется на протяжении всего повествования. Несмотря на то, что обращение Гегеля безличное, становится понятным, что прежде всего он обращается к тем, кто считает абстрактное мышление - наряду с метафизикой и мышлением вообще - чуть ли не чем-то неприличным. Такое мнение бытовало на заре метафизики и абстрактологии, и автор уже здесь, в самом начале, высказывает в нескольких словах свое отношение к такому мнению: «Ведь «метафизика» (как и «абстрактно» и даже чуть ли не «мыслить») - это пугающее слово, от которого каждый так или иначе бежит прочь, как от чумы» Там же. .

Между тем, пишет Гегель, несмотря на то, что свет не любит объяснений (как не любит их, по собственному признанию, и сам автор: «Мне и самому делается страшно, едва кто-нибудь начинает объяснять, - ведь если потребуется, я и сам уж как-нибудь сумею понять»), равно как не любит и абстракций, он все же рекомендует ознакомиться со статьей, поскольку невозможно любить или не любить то, чего не знаешь, а Гегель уверен, что большинство не знает о правильном понимании абстрактного мышления. Поэтому он поясняет, что в статье идет речь как раз о том, что какие-либо пояснения излишни, и именно по той причине, что светскому обществу известно, что такое «абстрактное» и что оно его избегает. Автор уверяет читателя, что не собирается «протащить» «абстрактное» и мышление под каким-либо другим видом, с тем, чтобы, привыкнув к нему, свет посчитал его понятным и признанным. Такой подход, с точки зрения Гегеля, чреват просчетом, поскольку обманутое общество не приняло бы понимание, полученное дорогой для себя ценой - «конфузом».

Автор говорит, что никакой тайны и интриги нет, поскольку проблема уже озвучена и находится в заголовке статьи. А прочесть её или нет - дело добровольное, т.к. все вещи, предметы и явления названы своими именами.

Установив, что в добропорядочном обществе (а именно в таком автор и читатели находятся) всем знакомо понятие «мыслить» и понятие «абстрактно», Гегель акцентирует внимание на том, что следует показать, кто же именно мыслит абстрактно. Не имея намерения примирить общество с данными понятиями, Гегель ставит задачу «примирить общество с самим собой», поскольку «оно, с одной стороны, пренебрегает абстрактным мышлением, не испытывая каких-либо угрызений совести, а с другой стороны, все же питает к нему, но крайней мере в душе, известное почтение как к чему-то возвышенному», и избегает его не из-за того, что полагает абстрактное мышление чем-то низменным, пошлым, недостойным, а потому, что считает его «чем-то чересчур высоким и значительным», аристократическим и даже экстравагантным, как, например, одежду, некой особенностью, наличие которой ставит вне общества, делает смешным или же чересчур старомодным.

Далее автор приводит парадоксальное утверждение, что абстрактно мылит вовсе не образованный человек, а человек необразованный, поскольку для порядочного общества, состоящего из образованных людей, такое мышление слишком просто, ограниченно, как занятие ничтожно и внутренне пусто. И приводит убедительную аргументацию данному утверждению. В качестве первого примера абстрактного мышления автор приводит ведомого на казнь убийцу. Большинство из толпы, собравшийся на зрелище, видят в нем только убийцу, приговоренного к казни; этот человек для них безлик, бездушен, они не желают знать, почему он совершил преступление, какая у него была жизнь, была ли семья, родители, дети. Он - нечто абстрактное, «убийца» - уже не человек. И если какая-либо дама заметит, что убийца - интересный мужчина, её осудят, т.к. по общему мнению абстрактно мыслящей толпы, которая видит только узкий фрагмент действительности, эта дама ведет себя неприлично: она увидела в убийце внешне интересного человека. Таков подход характерен для людей с абстрактным мышлением. Даже если какой-либо знаток человеческой натуры выяснит, что у приговоренного к казни было трудное детство, что его незаслуженно наказывали и в результате оно обозлился на все гражданское общество, или же что человек совершил убийство с целью защиты собственной жизни или угрозы жизни кому-либо из близких, - такая толпа скажет, что он хочет оправдать убийцу. Не человека, совершившего преступление, а убийцу - узкий фрагмент всей человеческой личности приговоренного к казни. Гегель пишет: «Это и называется мыслить абстрактно - не видеть в убийце ничего сверх того абстрактного, что он убийца, устраняя в нем посредством этого простого качества все прочие качества человеческого существа» Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 - М.: Мысль, 1972. .

Следом же автор показывает другой пример абстрактного мышления - осыпаемое цветами колесо с привязанным к нему преступником, иронично отметив, что «Христиане любят выкладывать крест розами, или, скорее, розы крестом, сочетать розы и крест». Гегель называет крест давно превращенной в святыню виселицей, орудием бесчестящей казни, утратившим свое первоначальное значение и теперь совмещающим в одном образе «высшее страдание и глубочайшее унижение с радостнейшим блаженством, с божественной честью» Цит. по: там же. . Увитый цветами крест он называет сентиментальным тщеславием, примирением «в стиле Коцебу», способом «неопрятного лобызания сентиментальности с дрянью» Цит. по: там же. . Здесь также, считает Гегель, абстрактное мышление не дает отойти от стереотипа мученика, мученического креста, а то, что это - орудие казни, толпа не думает, на такую широту мысли у неё недостает образования, интеллекта и т.д.

Ещё один вид абстрактного мышления автор показал в реакции некой старушки из богадельни на отрубленную голову, лежавшую на эшафоте и освещенную солнцем. Она порадовалась, что голова убийцы освещается солнцем - значит, достойна того. Гегель отмечает, что озорнику, когда на него сердятся, говорят: «Ты не стоишь того, чтобы тебя солнце озаряло!». Так, по субъективному мнению старушки, отрубленная голова стоила того, чтобы её озаряло солнце, чтобы она приобщилась к благодати, т.е. проявлена какая-то высшая милость и благость, которая отрубленной голове, впрочем, совершенно ни к чему. Объективно оценить ситуацию, что человек лишен жизни, казнен, и что отрубленная голова валяется на эшафоте,- этого сделать старушка не в силах. Но вместе с тем она назвала казненного по имени - для неё он не убийца, а знакомый человек, теперь казненный, отрубленную голову которого приласкал луч солнца.

Другой пример: торговка и покупательница на рынке. Покупательница обидела торговку подозрением, что та продает несвежие, «тухлые» яйца. На что торговка тут же ответила покупательнице бранью, припомнив всю её жизнь, родню, охарактеризовав внешность как некрасивую, саму покупательницу - как неряшливую, гулящую женщину, её одежду - как плохую, рваную и грязную. Она не может допустить в покупательнице ничего хорошего, поскольку та нашла её товар плохим. Эта торговка мыслит абстрактно - подытоживает в покупательнице все, от головы до ног, вместе со всей родней, - исключительно в свете того, что та назвала её товар несвежим. Гегель пишет: «Все оказывается окрашенным в цвет этих тухлых яиц, тогда как те офицеры, о которых говорит торговка (если они вообще имеют сюда какое-либо отношение, что весьма сомнительно), предпочли бы заметить совсем иные вещи...» Цит. по: Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 - М.: Мысль, 1972. .

Следующий пример - слуга и господин. Автор утверждает, что нигде слуге так плохо не живется и нигде так мало не платят, как у человека низкого звания, с малым достатком. И наоборот, хорошо живется тем слугам, которые работают у благородных господ. Причиной тому - абстрактное мышление обыкновенного человека, который «важничает перед слугой и относится к нему только как к слуге»; по словам автора, «он крепко держится за этот единственный предикат». Т.е. это единственное, чем он может гордиться, ставить себе в заслугу - у него есть слуга, и он может этим слугой помыкать, поскольку больше никто его слушать не будет. Автор отмечает, что лучшие господа - это французы: если аристократ фамильярен со слугой, то француз становится слуге добрым приятелем; он позволяет слуге разговаривать на те темы, какие тот считает нужным обсудить, ни в чем его не стесняя. Следовательно, у аристократа мышление не абстрактное, поскольку он знает, что «слуга не только «слуга», что ему, кроме всего прочего, известны все городские новости, знакомы девушки, да и затеи его голову посещают частенько совсем неплохие» Цит. по: там же. . Т.е. аристократ дает определенную волю слуге в общении с ним, но с высоты своего положения. Так что, пожалуй, нельзя назвать аристократа конкретно мыслящим, поскольку он не видит, что слуга - это не только слуга, которому известны все городские новости и в голову приходят хорошие мысли, а что слуга - это ещё и человек, со своими чувствами, мыслями, мнением, с симпатиями и антипатиями; что этот слуга добросовестно на него работает и по поводу своего господина также имеет какие-то мысли. Что касается француза, тот тут, пишет Гегель, «слуга смеет даже рассуждать, смеет иметь и отстаивать собственные мнения, и, когда хозяину что-нибудь от него нужно, он не станет просто приказывать, а постарается сначала втолковать свое мнение, да еще и ласково заверит, что лучше этого мнения и быть не может» Цит. по: там же. . Здесь, как можно заметить, наряду с конкретным мышлением имеет место и абстракция, поскольку, как можно понять, у француза-хозяина и слуги уже сложившийся ритуал, и выходить за рамки этого ритуала, внести в отношения нечто новое, пусть не равноправное, но уважительное по отношению друг к другу - такой широты конкретного мышления нет.

...

Подобные документы

    Философская система. Философия природы. Философия духа. Диалектический метод. Творчество Гегеля считается вершиной классической немецкой философии. В нем нашли продолжение диалектические идеи, выдвинутые Кантом, Фихте, Шеллингом.

    реферат , добавлен 24.12.2005

    Немецкая классическая философия и ее достижения. "Энциклопедия философских наук" как система Гегелевской философии. Предмет и структура философии как науки. Обоснование диалектико-спекулятивной логики. Три ступени "логического". Диалектический метод.

    реферат , добавлен 01.02.2009

    "Феноменология духа" - "тайна и исток" гегелевской философии. Диалектика как истинный центр всей философской проблематики Гегеля. Диалектика материального и идеального. Философские категории в интерпретации Гегеля. "Философия природы" и "Философия духа".

    реферат , добавлен 28.07.2010

    Понятие чистого бытия и основные формы мышления по Гегелю, его биография, учеба, лекции по философии истории, религии и эстетике. Философская система и диалектика Гегеля, ее стадии, понятие права. Творчество Гегеля как основа немецкой философии.

    реферат , добавлен 27.01.2010

    Основы и значение классической немецкой философии. Логика, философия природы и духа как составные части философской теории Гегеля. Диалектический метод, его принципы и категории по Гегелю, противоречие между методом и системой в философии ученого.

    реферат , добавлен 23.10.2011

    Эпоха Просвещения и немецкая классическая философия. Философия Гегеля как философия абсолютного идеализма. Тождество мышления и бытия. Диалектика Гегеля: ее основные законы и категории диалектики. Философия истории Гегеля. Противоречия философии Гегеля.

    контрольная работа , добавлен 27.01.2008

    Диалектический метод и философия истории Георга Гегеля. Суть противоречий между методом и системой Гегеля. Высшее достижение немецкой классической философии. Духовный быт культура человечества. Принципиальная новизна гегелевской философской мысли.

    контрольная работа , добавлен 07.12.2010

    Система идеалистической диалектики Георга-Вильгельма-Фридриха Гегеля и метод философской системы абсолютного знания. Принципы феноменологии духа и философии природы. Процесс познания как циклического повторения опредмечивания и распредмечивания сознания.

    реферат , добавлен 30.10.2010

    Творчество Гегеля как вершина классической немецкой философии. Философия духа, культуры, права Гегеля. Всемирный исторический процесс как процесс прогрессирующего воплощения свободы и ее осознания духом. Тема смерти в философии Гегеля, феноменологии духа.

    реферат , добавлен 11.10.2010

    Пантеизм в философии Г. Гегеля. Характеристика "Феноменологии" как пропедевтики философии. Особенности учения Гегеля о мировом духе. Идеалистическое содержание его учения. Философия истории Гегеля. Мировой дух как начало и движущая сила мировой истории.

Абстрактное мышление считается признаком высокоразвитого интеллекта. Это заблуждение стало темой размышлений немецкого философа Георга Гегеля, который считал, что такое мышление может выражать и ум, и глупость. Почему не стоит судить о предмете, не утруждая себя его изучением, и что такое мнимая образованность - в эссе Гегеля «Кто мыслит абстрактно?» в переводе и с комментариями советского философа Эвальда Ильенкова.

Мыслить? Абстрактно? Sauve qui peut! - «Спасайся, кто может!» - наверняка завопит тут какой-нибудь наемный осведомитель, предостерегая публику от чтения статьи, в которой речь пойдет про «метафизику». Ведь «метафизика» - как и «абстрактное» (да, пожалуй, как и «мышление») - слово, которое в каждом вызывает более или менее сильное желание удрать подальше, как от чумы.

Спешу успокоить: я вовсе не собираюсь объяснять здесь, что такое «абстрактное» и что значит «мыслить». Объяснения вообще считаются в порядочном обществе признаком дурного тона. Мне и самому становится не по себе, когда кто-нибудь начинает что-либо объяснять, - в случае необходимости я и сам сумею все понять. А здесь какие бы то ни было объяснения насчет «мышления» и «абстрактного» совершенно излишни; порядочное общество именно потому и избегает общения с «абстрактным», что слишком хорошо с ним знакомо. То же, о чем ничего не знаешь, нельзя ни любить, ни ненавидеть. Чуждо мне и намерение примирить общество с «абстрактным» или с «мышлением» при помощи хитрости - сначала протащив их туда тайком, под маской светского разговора, с таким расчетом, чтобы они прокрались в общество, не будучи узнанными и не возбудив неудовольствия, затесались бы в него, как говорят в народе, а автор интриги мог бы затем объявить, что новый гость, которого теперь принимают под чужим именем как хорошего знакомого, - это и есть то самое «абстрактное», которое раньше на порог не пускали. У таких «сцен узнавания», поучающих мир против его желания, тот непростительный просчет, что они одновременно конфузят публику, тогда как театральный машинист хотел бы своим искусством снискать себе славу. Его тщеславие в сочетании со смущением всех остальных способно испортить весь эффект и привести к тому, что поучение, купленное подобной ценой, будет отвергнуто.

«В приличном обществе не мыслят абстрактно потому, что это слишком просто, слишком неблагородно»

Впрочем, даже и такой план осуществить не удалось бы для этого ни в коем случае нельзя разглашать заранее разгадку. А она уже дана в заголовке. Если уж замыслил описанную выше хитрость, то надо держать язык за зубами и действовать по примеру того министра в комедии, который весь спектакль играет в пальто и лишь в финальной сцене его расстегивает, блистая Орденом Мудрости. Но расстегивание метафизического пальто не достигло бы того эффекта, который производит расстегивание министерского пальто, - ведь свет не узнал тут ничего, кроме нескольких слов, - и вся затея свелась бы, собственно, лишь к установлению того факта, что общество давным-давно этой вещью располагает; обретено было бы, таким образом, лишь название вещи, в то время как орден министра означает нечто весьма реальное, кошель с деньгами.

Мы находимся в приличном обществе, где принято считать, что каждый из присутствующих точно знает, что такое «мышление» и что такое «абстрактное». Стало быть, остается лишь выяснить, кто мыслит абстрактно. Как мы уже упоминали, в наше намерение не входит ни примирить общество с этими вещами, ни заставлять его возиться с чем-либо трудным, ни упрекать за легкомысленное пренебрежение к тому, что всякому наделенному разумом существу по его рангу и положению приличествует ценить. Напротив, намерение наше заключается в том, чтобы примирить общество с самим собой, поскольку оно, с одной стороны, пренебрегает абстрактным мышлением, не испытывая при этом угрызений совести, а с другой - все же питает к нему в душе известное почтение, как к чему-то возвышенному, и избегает его не потому, что презирает, а потому, что возвеличивает, не потому, что оно кажется чем-то пошлым, а потому, что его принимают за нечто знатное или же, наоборот, за нечто особенное, что французы называют «espèce» (человек, достойный презрения), чем в обществе выделяться неприлично, и что не столько выделяет, сколько отделяет от общества или делает смешным, вроде лохмотьев или чрезмерно роскошного одеяния, разубранного драгоценными камнями и старомодными кружевами.

Кто мыслит абстрактно? - Необразованный человек, а вовсе не просвещенный. В приличном обществе не мыслят абстрактно потому, что это слишком просто, слишком неблагородно (неблагородно не в смысле принадлежности к низшему сословию), и вовсе не из тщеславного желания задирать нос перед тем, чего сами не умеют делать, а в силу внутренней пустоты этого занятия.

Почтение к абстрактному мышлению, имеющее силу предрассудка, укоренилось столь глубоко, что те, у кого тонкий нюх, заранее почуют здесь сатиру или иронию, а поскольку они читают утренние газеты и знают, что за сатиру назначена премия, то они решат, что мне лучше постараться заслужить эту премию в соревновании с другими, чем выкладывать здесь все без обиняков.

В обоснование своей мысли я приведу лишь несколько примеров, на которых каждый сможет убедиться, что дело обстоит именно так. Ведут на казнь убийцу. Для толпы он убийца - и только. Дамы, может статься, заметят, что он сильный, красивый, интересный мужчина. Такое замечание возмутит толпу: как так? Убийца - красив? Можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу - красивым? Сами, небось, не лучше! Это свидетельствует о моральном разложении знати, добавит, быть может, священник, привыкший глядеть в глубину вещей и сердец.

«Мыслить абстрактно - видеть в убийце только одно абстрактное - что он убийца, и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное»

Знаток же человеческой души рассмотрит ход событий, сформировавших преступника, обнаружит в его жизни, в его воспитании влияние дурных отношений между его отцом и матерью, увидит, что некогда этот человек был наказан за какой-то незначительный проступок с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, вынудившей к сопротивлению, которое и привело к тому, что преступление сделалось для него единственным способом самосохранения. Почти наверняка в толпе найдутся люди, которые - доведись им услышать такие рассуждения - скажут: да он хочет оправдать убийцу! Помню же я, как некий бургомистр жаловался в дни моей юности на писателей, подрывающих основы христианства и правопорядка; один из них даже осмелился оправдывать самоубийство - подумать страшно! Из дальнейших разъяснений выяснилось, что бургомистр имел в виду «Страдания молодого Вертера».

Это и называется «мыслить абстрактно» - видеть в убийце только одно абстрактное - что он убийца, и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное, что составляет человеческое существо.

Иное дело - утонченно-сентиментальная светская публика Лейпцига. Эта, наоборот, усыпала цветами колесованного преступника и вплетала венки в колесо. Однако это опять-таки абстракция, хотя и противоположная. Христиане имеют обыкновение выкладывать крест розами или, скорее, розы крестом, сочетать розы и крест. Крест - это некогда превращенная в святыню виселица или колесо. Он утратил свое одностороннее значение орудия позорной казни и соединяет в одном образе высшее страдание и глубочайшее самопожертвование с радостнейшим блаженством и божественной честью. А вот лейпцигский крест, увитый маками и фиалками, - это умиротворение в стиле Коцебу , разновидность распутного примиренчества - чувствительного и дурного.

Мне довелось однажды услышать, как совсем по-иному расправилась с абстракцией «убийцы» и оправдала его одна наивная старушка из богадельни. Отрубленная голова лежала на эшафоте, и в это время засияло солнце. Как это чудесно, сказала она, солнце милосердия господня осеняет голову Биндера! Ты не стоишь того, чтобы тебе солнце светило, - так говорят часто, желая выразить осуждение. А женщина та увидела, что голова убийцы освещена солнцем и, стало быть, того достойна. Она вознесла ее с плахи эшафота в лоно солнечного милосердия бога и осуществила умиротворение не с помощью фиалок и сентиментального тщеславия, а тем, что увидела убийцу приобщенным к небесной благодати солнечным лучом.

– Эй, старуха, ты торгуешь тухлыми яйцами! - говорит покупательница торговке. - Что? - кричит та. - Мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты! Да не твоего ли отца вши в канаве заели, не твоя ли мать с французами крутила, не твоя ли бабка сдохла в богадельне! Ишь целую простыню на платок извела! Знаем, небось, откуда все эти тряпки да шляпки! Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах! Порядочные-то за своим домом следят, а таким - самое место в каталажке! Дырки бы на чулках заштопала! - Короче говоря, она и крупицы доброго в обидчице не замечает. Она мыслит абстрактно и все - от шляпки до чулок, с головы до пят, вкупе с папашей и остальной родней - подводит исключительно под то преступление, что та нашла ее яйца тухлыми. Все окрашивается в ее голове в цвет этих яиц, тогда как те офицеры, которых она упоминала, - если они, конечно, и впрямь имеют сюда какое-нибудь отношение, что весьма сомнительно, - наверняка заметили в этой женщине совсем иные детали.

Но оставим в покое женщин; возьмем, например, слугу - нигде ему не живется хуже, чем у человека низкого звания и малого достатка; и, наоборот, тем лучше, чем благороднее его господин. Простой человек и тут мыслит абстрактно, он важничает перед слугой и относится к нему только как к слуге; он крепко держится за этот единственный предикат. Лучше всего живется слуге у француза. Аристократ фамильярен со слугой, а француз - так уж добрый приятель ему. Слуга, когда они остаются вдвоем, болтает всякую всячину, а хозяин покуривает себе трубку да поглядывает на часы, ни в чем его не стесняя, - как о том можно прочитать в повести «Жак и его хозяин» Дидро. Аристократ, кроме всего прочего, знает, что слуга не только слуга, что ему известны все городские новости и девицы и что голову его посещают недурные идеи, - обо всем этом он слугу расспрашивает, и слуга может свободно говорить, о том, что интересует хозяина. У барина-француза слуга смеет даже рассуждать, иметь и отстаивать собственное мнение, а когда хозяину что-нибудь от него нужно, так приказания будет недостаточно, а сначала придется втолковать слуге свою мысль да еще и благодарить за то, что это мнение одержит у того верх.

То же самое различие и среди военных; у пруссаков положено бить солдата, и солдат поэтому - каналья; действительно, тот, кто обязан пассивно сносить побои, и есть каналья. Посему рядовой солдат и выглядит в глазах офицера как некая абстракция субъекта побоев, с коим вынужден возиться господин в мундире с портупеей, хотя и для него это занятие чертовски неприятно.

Эвальд Ильенков

доктор философских наук, психолог-педагог, исследователь марксистско-ленинской диалектики

– Так кто же мыслит абстрактно?

– Необразованный человек, а вовсе не просвещенный

Этот неожиданный ответ и сегодня может показаться озорным парадоксом, простой иллюстрацией того «литературного приема, состоящего в употреблении слова или выражения в противоположном их значении с целью насмешки», который литературоведы называют иронией. Той самой иронией, которая, по словам М.В. Ломоносова, «состоит иногда в одном слове, когда малого человека Атлантом или Гигантом, бессильного Самсоном называем»…

Ирония тут действительно есть, и очень ядовитая. Но ирония эта особого свойства - не остроумная игра словами, не простое вывертывание наизнанку «привычных значений» слов, ничего не меняющее в существе понимания. Тут не термины меняются на обратные, а те явления, которые ими обозначаются, вдруг оказываются в ходе их рассмотрения совсем не такими, какими их привыкли видеть, и острие насмешки поражает как раз «привычное» словоупотребление, обнаруживает, что именно «привычное» и вполне бездумное употребление терминов (в данном случае слова «абстрактное») является несуразным, не соответствующим сути дела. А то, что казалось лишь «ироническим парадоксом», обнаруживает себя, напротив, как совершенно точное выражение этой сути.

Это и есть диалектическая ирония, выражающая в словесном плане, на экране языка, вполне объективный (то есть от воли и сознания не зависящий) процесс превращения вещи в свою собственную противоположность. Процесс, в ходе которого все знаки вдруг меняются на обратные, а мышление неожиданно для себя приходит к выводу, прямо противоречащему его исходному пункту.

«Великий диалектик вышучивает здесь мнимую образованность - необразованность, которая мнит себя образованностью, и потому считает себя вправе судить и рядить о философии, не утруждая себя ее изучением»

Душой этой своеобразной иронии является не легковесное остроумие, не лингвистическая ловкость в обыгрывании эпитетов, а всем известное «коварство» реального течения жизни, давно осознанное народной мудростью в поговорке «Благими намерениями дорога в ад вымощена». Да, самые добрые намерения, преломившись через призму условий их осуществления, зачастую оборачиваются злом и бедой. Бывает и наоборот: «Частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь благое», - отрекомендовывается Мефистофель, поэтическое олицетворение «силы отрицания».

Это та самая нешуточная закономерность, которую Маркс вслед за Гегелем любил называть «иронией истории», - «неизбежной судьбой всех исторических движений, участники которых имеют смутное представление о причинах и условиях их существования и потому ставят перед ними чисто иллюзорные цели». Эта ирония всегда выступает как неожиданное возмездие за невежество, за неведение. Она всегда подстерегает людей, лезущих в воду, не зная броду. Когда такое случается с первопроходцами - это трагедия. Человеку всегда приходилось дорого платить за познание. Но когда жертвами этой неумолимой иронии становятся люди, не умеющие и не желающие считаться с опытом, - их судьба обретает характер трагикомический, ибо наказанию тут подвергается уже не невежество, а глуповатое самомнение…

И когда Гегель в качестве примера «абстрактного мышления» приводит вдруг брань рыночной торговки, то высокие философские категории применяются тут отнюдь не с целью насмешки над «малым человеком», над необразованной старухой. Ироническая насмешка здесь есть, но адрес ее - совсем иной. Эта насмешка попадает здесь рикошетом, на манер бумеранга, в высокий лоб того самого читателя, который усмотрел в этом ироническую ухмылку над «необразованностью». Необразованность - не вина, а беда, и глумиться над нею с высоты своего ученого величия - вряд ли достойное философа занятие. Такое глумление обнаруживало бы не ум, а лишь глупое чванство своей собственной «образованностью». Эта поза уже вполне заслуживает издевки - и Гегель доставляет себе такое удовольствие.

Великий диалектик вышучивает здесь мнимую образованность - необразованность, которая мнит себя образованностью, и потому считает себя вправе судить и рядить о философии, не утруждая себя ее изучением. Торговка бранится без претензий на «философское» значение своих словоизвержений. Она и слыхом не слыхивала про такие словечки, как «абстрактное». Философия поэтому тоже к ней никаких претензий не имеет. Другое дело - «образованный читатель», который усмехается, усмотрев «иронию» в квалификации ее мышления как «абстрактного», - это-де все равно, что назвать бессильного Самсоном…

Вот он-то и попался на коварный крючок гегелевской иронии. Усмотрев тут лишь «литературный прием», он с головой выдал себя, обнаружив полную неосведомленность в той области, где он считает себя знатоком, - в области философии как науки. Тут ведь каждый «образованный человек» считает себя знатоком. «Относительно других наук считается, что требуется изучение для того, чтобы знать их, и что лишь такое знание дает право судить о них. Соглашаются также, что для того, чтобы изготовить башмак, нужно изучить сапожное дело и упражняться в нем, хотя каждый человек имеет в своей ноге мерку для этого, имеет руки и благодаря им требуемую для данного дела природную ловкость. Только для философствования не требуется такого рода изучения и труда», - иронизирует по адресу таких знатоков Гегель. Такой знаток и обнаружил тут, что слово «абстрактное» он знает, а вот относительно той коварной диалектики, которую философия давно выявила в составе названной категории явлений, даже смутного представления не имеет. Потому-то он и увидел шутку там, где Гегель вовсе не шутит, там, где он разоблачает дутую пустоту «привычных» представлений, за пределы которых никогда не выходит претенциозная полуобразованность, мнимая образованность, весь багаж которой и заключается всего-навсего в умении употреблять ученые словечки так, как принято в «порядочном обществе»…

Такой «образованный читатель» - не редкость и в наши дни. Обитая в уютном мирке шаблонных представлений, с которыми он сросся, как с собственной кожей, он всегда испытывает раздражение, когда наука показывает ему, что вещи на самом-то деле совсем не таковы, какими они ему кажутся. Себя он всегда считает поборником «здравого смысла», а в философской диалектике не видит ничего, кроме злокозненной наклонности «выворачивать наизнанку» обычные, «общепринятые» значения слов. В диалектическом мышлении он видит одно лишь «неоднозначное и нестрогое употребление терминов», искусство жонглировать словами с противоположным значением - софистику двусмысленности. Так, мол, и тут - Гегель употребляет слова не так, как это «принято» - называет «абстрактным» то, что все здравомыслящие люди именуют «конкретным» и наоборот. Такому толкованию диалектики посвящено даже немало учено-философских трактатов, написанных за последние полтораста лет. И каждый раз их пишут от имени «современной логики».

Между тем Гегеля волнуют, конечно же, не названия, не вопрос о том, что и как надлежит называть. К вопросу о названиях и к спорам о словах Гегель сам относится сугубо иронически, лишь поддразнивая ученых педантов, которые, в конце концов, только этим и озабочены, расставляя им на пути нехитрые ловушки.

Попутно же, под видом светской беседы, он популярно - в самом хорошем смысле этого слова - излагает весьма серьезные вещи, касающиеся отнюдь не «названии». Это - стержневые идеи его гениальной «Науки Логики» и «Феноменологии духа».

«Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна», ибо истина - это не «отчеканенная монета», которую остается только положить в карман, чтобы при случае ее оттуда вытаскивать и прикладывать как готовую мерку к единичным вещам и явлениям, наклеивая ее, как ярлык, на чувственно-данное многообразие мира, на созерцаемые «объекты». Истина заключается вовсе не в голых «результатах», а в непрекращающемся процессе все более глубокого, все более расчлененного на детали, все более «конкретного» постижения существа дела. А «существо дела» нигде и никогда не состоит в простой «одинаковости», в «тождественности» вещей и явлений друг другу. И искать это «существо дела» - значит тщательно прослеживать переходы, превращения одних строго зафиксированных (в том числе словесно) явлений в другие, в конце концов, в прямо противоположные исходным.

«В одном случае “абстрактное” оказывается могущественнейшим средством анализа конкретной действительности, а в другом - непроницаемой ширмой, загораживающей эту же самую действительность»

Действительная «всеобщность», связующая воедино, в составе некоторого «целого», два или более явления (вещи, события и т.д.), таится вовсе не в их одинаковости друг другу, а в необходимости превращения каждой вещи в ее собственную противоположность. В том, что такие два явления как бы «дополняют» одно другое «до целого», поскольку каждое из них содержит такой «признак», которого другому как раз недостает, а «целое» всегда оказывается единством взаимоисключающих - и одновременно взаимопредполагающих - сторон, моментов. Отсюда и логический принцип мышления, который Гегель выдвинул против всей прежней логики: «Противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия - критерий заблуждения». Это тоже звучало и звучит до сих пор достаточно парадоксально. Но что поделаешь, если сама реальная жизнь развивается через «парадоксы»?

И если принять все это во внимание, то сразу же начинает выглядеть по-иному и проблема «абстракции». «Абстрактное» как таковое (как «общее», как «одинаковое», зафиксированное в слове, в виде «общепринятого значения термина» или в серии таких терминов) само по себе ни хорошо, ни плохо. Как таковое оно с одинаковой легкостью может выражать и ум, и глупость. В одном случае «абстрактное» оказывается могущественнейшим средством анализа конкретной действительности, а в другом - непроницаемой ширмой, загораживающей эту же самую действительность. В одном случае оно оказывается формой понимания вещей, а в другом - средством умерщвления интеллекта, средством его порабощения словесными штампами. И эту двойственную, диалектически-коварную природу «абстрактного» надо всегда учитывать, надо всегда иметь в виду, чтобы не попасть в неожиданную ловушку… В этом и заключается смысл гегелевского фельетона, изящно-иронического изложения весьма и весьма серьезных философско-логических истин.

Опираясь на диалектические идеи Канта, Фихте, Шеллинга, развивая их, Гегель вместе с тем отвергает ряд ошибочных положений, содержавшихся в учениях этих мыслителей. Гегель справедливо расценивает кантовскую попытку исследовать человеческую способность познания вне истории познания, вне реального ее применения как бесплодную схоластическую.

Столь же определенно выступил Гегель против субъективизма Канта и Фихте. Природа, по Гегелю, существует независимо от человека, а человеческое познание обладает объективным содержанием. Отвергая кантовское субъективистское противопоставление сущности и явления, Гегель учил, что явления столь же объективны, как и сущность, сущность является, т.е. обнаруживается в явлении, ввиду чего и явление существенно. Познавая явления, мы тем самым познаем и сущность.

Исходя из диалектического положения о единстве сущности и явления, Гегель отверг кантовское учение о непознаваемости «вещи в себе»; в природе вещей нет никаких непреодолимых преград для познания. «Скрытая сущность вселенной не обладает в себе силой, которая была бы в состоянии оказать сопротивление дерзновению познания, она должна перед ним открыться, развернуть перед его глазами богатства и глубины своей природы и дать ему наслаждаться ими».

Гегель резко критиковал Шеллинга за недооценку роли логического мышления и логики вообще, за интуитивизм, который в конечном итоге привел Шеллинга к откровенному иррационализму. Однако, будучи идеалистом, Гегель не смог подвергнуть критике основной идеалистический порок своих ближайших предшественников: для него, также как и для других идеалистов, природа является производным от сверх природного духа. Именно поэтому Гегель не смог решить тех великих диалектических проблем, которые были поставлены предшественниками его собственной философии.

Он полагал, что ни материя, ни сознание человека не могут рассматриваться как первичное, ибо сознание невозможно логически вывести из материи, а материя также не выводима из человеческого сознания, которое само должно быть понятно как результат предшествующего развития абсолютного субстанциального первоначал.

Тождество бытия и мышления

– исходный пункт философии Гегеля

Гегель отвергает утверждение Шеллинга о том, что первоначало должно быть мыслимо как абсолютное тождество субъективного и объективного, исключающее какое бы то ни было различие между ними. Тождество и различие - диалектические противоположности, неотделимые друг от друга.

Первоначальное тождество, образующее субстанциальную основу мира, есть, по Гегелю, тождество мышления и бытия, в котором, однако, изначально наличествует различие между объективным и субъективным, но само это различие существует лишь в мышлении. Мышление, по Гегелю - это не только субъективная, человеческая деятельность, но и независимая от человека объективная сущность, первооснова, первоисточник всего существующего.

Мышление, утверждает Гегель, «отчуждает» свое бытие в виде материи, природы, которая есть «инобытие» этого объективно существующего мышления, именуемого Гегелем абсолютной идеей. С этой точки зрения разум не специфическая особенность человека, а первооснова мира, из чего следует, что мир в основе своей логичен, существует и развивается по законам, внутренне присущим мышлению, разуму. Таким образом, мышление и разум рассматриваются Гегелем как независимая от человека и человечества абсолютная сущность природы, человек, всемирной истории. Гегель стремится доказать, что мышление, как субстанциональная сущность, находится не вне мира, а в нем самом, как его внутреннее содержание, проявляющееся во всем многообразии явлений действительности.

Стремясь последовательно провести принцип тождества мышления и бытия, Гегель рассматривает мышление (абсолютную идею) не как неподвижную, неизменную первосущность, а как непрерывно развивающийся процесс познания, восходящий от одной ступени к другой, более высокой. В силу этого абсолютная идея не только начало, но и развивающееся содержание всего мирового процесса. В этом смысл известного положения Гегеля о том, что абсолютное должно быть понято не только как предпосылка всего существующего, но и как его результат, т.е. высшая ступень его развития. Эту высшую ступень развития «абсолютной идеи» составляет «абсолютный дух» - человечество, человеческая история.

Мышление по сравнению с чувственными восприятиями представляет собой высшую форму познания внешнего мира. Мы не можем чувственно воспринимать то, чего уже нет (прошлое), то, чего еще нет (будущее). Чувственные восприятия непосредственно связаны с объектами, предметами, воздействующими на наши органы чувств; наука же обнаруживает, открывает явления, которых мы не видим, не слышим, не осязаем. Однако, как ни велико значение мышления, как ни беспредельны возможности теоретического познания, мышление базируется на данных чувственного опыта и без него невозможно. Гегель в силу свойственной ему идеалистической недооценки чувственных данных не увидел глубокого диалектического единства рационального и эмпирического, не понял, как из чувственных восприятий внешнего мира мышление черпает свое содержание. Содержание мышления (содержание науки), по мнению Гегеля, есть ему одному (одному лишь мышлению) присущее содержание; оно не получено извне, а порождено мышлением. Познание, с этой точки зрения, не есть обнаружение того, что существует вне нас, вне мышления; это - обнаружение, осознание содержания мышления, науки. Выходит, следовательно, что мышление и наука познают свое собственное содержание и познание оказывается самосознанием духа. В конечном итоге Гегель приходит к фантастическому выводу, что человеческое мышление есть лишь одно из проявлений некоего абсолютного, вне человека существующего мышления - абсолютной идеи, т.е. Бога. Разумное, божественное, действительное, необходимое совпадают друг с другом, согласно учению Гегеля. Отсюда вытекает один из важнейших тезисов гегелевской философии: все действительное разумно, все разумное действительно.

Мышление отражает объективную реальность, и, поскольку оно правильно ее отражает, можно говорить о разумном взгляде на мир. Но Гегель отождествляет отражение действительности (разум) и то, что отражается, - объективную реальность. Это тождество мирового разума с многообразным миром явлений, этот процесс мышления, содержит в себе все многообразие действительности, и называется им «абсолютной идеей», с одной стороны, наполняется совершенно реальным природным и историческим содержанием, а с другой стороны, оказывается рафинированным представлением о Боге.

Основной формой мышления является понятие. Поскольку Гегель абсолютизирует мышление, он неизбежно обожествляет и понятие. Оно, по его учению, «есть начало всякой жизни» и представляет собой «бесконечную творческую форму, которая заключает внутри себя всю полноту всякого содержания и служит вместе с тем его источником». Выступая против материалистического учения о понятии как высшей форме отражения объективной действительности, Гегель ставит с ног на голову действительное отношение между мышлением и бытием: не мышление, говорит он, отражает бытие, а бытие представляет собой воплощение мышления, понятия, идеи.

Итак, исходный пункт гегелевской философской системы - идеалистическое отождествление мышления и бытия, сведение всех процессов к процессу мышления. Действительная история сводится к истории познания, а рост и углубление знаний о мире рассматриваются как развитие самой действительности. Гегель обожествляет процесс познания, осуществляемый человечеством, выдавая его за божественное самопознание, а также за познание человечеством Бога и тем самым самого себя.

Логика Гегеля

Основные части философской системы Гегеля - логика, философия природы и философия духа, к которой непосредственно примыкают философия права, философия истории, эстетика, философия религии, история философии. Логика, как это вытекает из исходного положения гегелевской философии составляет важнейшую часть его системы, поскольку тождество мышления и бытия означает, что законы мышления, которыми и занимается логика, суть подлинные законы бытия: и природы, и человеческой истории и познания. До Гегеля логика считалась наукой о субъективных (человеческих) формах мышления. Не отрицая необходимости такой научной дисциплины, т.е. формальной логики, как науки об элементарных формах и законах правильного мышления, Гегель ставит перед логической наукой задачу исследовать наиболее общие закономерности развития познания.

Гегель объявляет логику учением о сущности всех вещей. Поэтому в гегелевской «Науке логики» кроме обычных для логики вопросов и понятий, суждений, умозаключений рассматриваются такие вопросы, которыми формальная логика никогда не занималась: вопросы о закономерностях самой действительности, о превращении количественных изменений в качественные, о соотношении философских категорий и т. д.

Гегелевская постановка вопроса о диалектической логике носит идеалистический характер, поскольку Гегель отождествляет законы природы с законами логики, мышления. Нельзя согласиться с гегелевским пониманием объективности форм мышления, но оно содержит в себе глубокую догадку о том, что различные формы мышления по самой своей структуре аналогичны отношениям и процессам, имевшим место в объективной действительности.

Понятия, по Гегелю, находятся в непрерывном движении, переходят, «переливаются» друг в друга, изменяются. развиваются, превращаются в свою противоположность, обнаруживая внутренне присущие им противоречия, которые и составляют движущую силу их развития. Развитие понятий, идет от абстрактного к конкретному, от одностороннего, бедного содержанием понятия к понятию, все более богатому содержанием, охватывающему в единстве различные, даже противоположные, стороны. Гегель показывает, что количественные изменения приводят к изменениям качественным, совершаются путем скачка, перерыва непрерывности.

Гегелевское учение о диалектике мышления, о взаимосвязи и движении понятий косвенно указывает на содержание и закономерности развития тех реальных материальных процессов, которые вопреки учению Гегеля существуют независимо от познания, от мышления. Конечно, Гегель не мог «выдумать» диалектику понятий: ее действительным источником была реальная диалектика вещей в природе и обществе.

Характеризуя сущность как философскую категорию, Гегель указывает, что к ней следует отнести и то, что отличает явления друг от друга, и то, что одинаково, тождественно в них. Но в противоположность метафизике Гегель утверждает, что тождество и различие не существуют отдельно друг от друга, а представляют собой противоположные, друг с другом связанные моменты сущности. Говоря о тождестве, мы имеем в виду различия, говоря о различии, предполагаем тождество.

Гегель противопоставляет метафизическому представлению об абстрактном, исключающим различия тождестве диалектическое представление о конкретном тождестве, содержащем в себе различия. Понятие абстрактного тождества предполагает существование неизменных, всегда одинаковых вещей. Понятие конкретного тождеств, напротив, указывает на то, что каждое явление изменяется, т.е. не остается самим собой, всегда одинаковым, а переходит в другое, содержит в себе это другое как противоположность, отрицание, зародыш будущего.

Характеризуя понятие, Гегель правильно отмечает, что оно не есть только общее. Общее, взято само по себе, вне связи с особенным, т.е. с тем, что отличает одно явление от другого, бессодержательно. В реальной действительности, а, следовательно, и в понятии общее, особенное и единичное также неразделимы, как тождество и различие в сущности явлений. Раскрывая многократность понятия, единство различных сторон в самой действительности, Гегель приходит к выводу, что истина лишь постольку есть истина, поскольку содержит в себе в единстве различные, в том числе и противоположные, стороны реального. В этом смысле Гегель утверждает: абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Понятие как, единство общего, особенного и единичного получает свое необходимое выражение в различных видах суждений и умозаключений, которые изображаются Гегелем как обнаружение и осуществление творческой мощи присущей «понятию» как внутренней основе всех тех процессов, которые наблюдаются в природе и обществе на всем протяжении истории.

Понятие у Гегеля - это процесс теоретического мышления, возведенный в абсолют. Активность мышления и всей сознательной, целесообразной практической деятельности людей, преобразующей мир, идеалистически истолковывается Гегелем как творчество, самопознание «абсолютной идеи», обнаруживающей в себе все то, что непосредственно, на поверхности выступает как развитие природы и обществ. Таким образом, признавая развитие и пытаясь дать его картину, Гегель изображает его как процесс познания, осуществляющийся в лоне «абсолютной идеи».

Анализ статьи Г.В.Ф. Гегеля «Кто мыслит абстрактно? Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 - М.: Мысль, 1972.

Согласно определению, абстрактное мышление - это умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике. Этот уровень довольно развит у современных людей, так как он·работает на науку, занимающую очень много места в нашей жизни.·Наиболее сильно уровень абстрактного мышления развит у физиков и математиков. У ребенка·абстрактное мышление начинает проявляться, когда он говорит, что·облако - это корабль. Если полководец, задумывая битву, расставляет на·столе картофелины, а потом выигрывает битву по этому плану, то это уже·успешный перевод решения, найденного на абстрактном уровне, на·физический план. Любые уравнения с неизвестными решаются только при·наличии некоторой степени абстрактного мышления. Даже язык сам по себе - уже набор·символов, ведь слово «книга» и реальная книга - очень разные вещи, а·человек научился многим успешным операциям с помощью выработанных·символов и обозначений. В эмоциональном крике животного,·предупреждающем об опасности, есть эмоциональная энергия, довольно·непосредственно передающая информацию. А вот если·два человека говорят о методах дедукции и индукции, при этом не теряя·связь в своем уме с теми объектами, которые подчинены законам индукции·и дедукции, то это - правильно работающее абстрактное мышление, совсем·отсутствующее у животных. Артист может хорошо исполнять роли за счет·способности перевоплощаться, подражать, не имея заполненного уровня·абстрактного мышления. А вот поэт, чтобы его стихи вызывали в читателе·глубокие чувства, должен создать образы, достаточно отвлеченные от·объектов, о которых он на самом деле ведет речь, и тонко намекающие на·отдельные качества этих объектов. Для этого ему надо иметь·заполненными оба уровня: эстетизма и абстрактного мышления Абстрактное мышление [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.sunhome.ru/psychology/51254. - Дата обращения: 04.12.2013 г. .

Психологический портрет человека с ярко выраженным уровнем абстрактного мышления можно·изобразить так: энергия собрана в голове, почти все время в ней текут·мысли, рассуждения, цепочки фактов, выводы и т.д. Люди с абстрактным мышлением предпочитают·разговаривать языком символов, сложных понятий, им сам этот процесс·доставляет удовольствие. Чаще всего абстрактное мышление присутствует у мужчин; считается, что среди женщин «абстрактников» немного. В учебе стихия таких людей - механико-математические и физико-технические факультеты. Люди, наделенные абстрактным мышлением, часто небрежны в одежде - они могут не обращать внимания и даже попросту не замечать,·что на них надето и правильно ли застегнуты пуговицы. Их энергия снята с·физического плана и занята мысленными построениями. В разговоре они·часто строят длинные рассуждения, иногда забывая, с чего·начали. Недостатком людей с абстрактным мышлением относят невнимательность к окружающим.·Проблемы, волнующие окружающих их людей, кажутся им мелкими и·не стоящими внимания. Люди с абстрактным мышлением живут в своем личном мире,·центрированы на себе, поэтому им сложнее всех нарабатывать альтруизм Там же..

Следует отметить, что распространенное мнение о том, что «Абстрактное мышление - это умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике» Там же. не относится к абстрактологии, поскольку в нем есть ограничение, а именно: с точки зрения абстрактологии абстрактное мышление - это как раз именно мышление, а не умение, способности, манипуляции, нахождение решения и их применение... Например, при настоящем абстрактном подходе нахождение решения и абстрактное мышление никак не связаны. Человек может мыслить, не достигая никакой цели. И решение может прийти к нему внезапно, когда он вообще не думает о конкретной проблеме, требующей решения. Любые умения, опыт - абстрактны, а значит не имеют реального значения. В абстрактном мышлении есть только одно умение - мыслить абстрактно, исходя из того, что было сказано выше о состоянии, цели, подходе. И это даже не умение, и не навык ума вообще. Это исходит из состояния, к которому ум скорее относится как подчиненный, а не как контролирующий Абстрактное мышление [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://wikimoments.org/publ/15-1-0-55. - Дата обращения: 04.12.2013 г..

Абстрактное мышление являются противоположностью обычного линейного мышления людей, построенного на причинно-следственной модели. Такое мышление делает диапазон восприятия людей очень узким. По мнению источника, вся образовательная система построена на этой модели, в результате чего человек вырастает с узкими возможностями. Почти вся наука, включая психологию, изучающую мышление, построена на этой модели, что ставит огромные ограничения в развитии человеческой мысли и цивилизации в целом. Единственной наукой, построенной на абстрактном мышлении, является философия.

В статье Г.В.Ф. Гегеля «Кто мыслит абстрактно?» в публицистической форме, доступной каждому читателю, без загруженности научными философскими терминами изложена точка зрения автора на сущность абстрактного мышления, идущая вразрез с общепринятым мнением. Гегель из анализа мыслительной абстракции переходит на личность мыслящего, выражающую результаты мышления в словах. В целом статья посвящена пояснению одной из центральных идей диалектики Гегеля - идеи конкретности истины.

Начинается статья вопросительно-веселым, даже ироничным обращением к читателю, и этот ироничный и вопросительный тон сохраняется на протяжении всего повествования. Несмотря на то, что обращение Гегеля безличное, становится понятным, что прежде всего он обращается к тем, кто считает абстрактное мышление - наряду с метафизикой и мышлением вообще - чуть ли не чем-то неприличным. Такое мнение бытовало на заре метафизики и абстрактологии, и автор уже здесь, в самом начале, высказывает в нескольких словах свое отношение к такому мнению: «Ведь «метафизика» (как и «абстрактно» и даже чуть ли не «мыслить») - это пугающее слово, от которого каждый так или иначе бежит прочь, как от чумы» Там же..

Между тем, пишет Гегель, несмотря на то, что свет не любит объяснений (как не любит их, по собственному признанию, и сам автор: «Мне и самому делается страшно, едва кто-нибудь начинает объяснять, - ведь если потребуется, я и сам уж как-нибудь сумею понять»), равно как не любит и абстракций, он все же рекомендует ознакомиться со статьей, поскольку невозможно любить или не любить то, чего не знаешь, а Гегель уверен, что большинство не знает о правильном понимании абстрактного мышления. Поэтому он поясняет, что в статье идет речь как раз о том, что какие-либо пояснения излишни, и именно по той причине, что светскому обществу известно, что такое «абстрактное» и что оно его избегает. Автор уверяет читателя, что не собирается «протащить» «абстрактное» и мышление под каким-либо другим видом, с тем, чтобы, привыкнув к нему, свет посчитал его понятным и признанным. Такой подход, с точки зрения Гегеля, чреват просчетом, поскольку обманутое общество не приняло бы понимание, полученное дорогой для себя ценой - «конфузом».

Автор говорит, что никакой тайны и интриги нет, поскольку проблема уже озвучена и находится в заголовке статьи. А прочесть её или нет - дело добровольное, т.к. все вещи, предметы и явления названы своими именами.

Установив, что в добропорядочном обществе (а именно в таком автор и читатели находятся) всем знакомо понятие «мыслить» и понятие «абстрактно», Гегель акцентирует внимание на том, что следует показать, кто же именно мыслит абстрактно. Не имея намерения примирить общество с данными понятиями, Гегель ставит задачу «примирить общество с самим собой», поскольку «оно, с одной стороны, пренебрегает абстрактным мышлением, не испытывая каких-либо угрызений совести, а с другой стороны, все же питает к нему, но крайней мере в душе, известное почтение как к чему-то возвышенному», и избегает его не из-за того, что полагает абстрактное мышление чем-то низменным, пошлым, недостойным, а потому, что считает его «чем-то чересчур высоким и значительным», аристократическим и даже экстравагантным, как, например, одежду, некой особенностью, наличие которой ставит вне общества, делает смешным или же чересчур старомодным.

Далее автор приводит парадоксальное утверждение, что абстрактно мылит вовсе не образованный человек, а человек необразованный, поскольку для порядочного общества, состоящего из образованных людей, такое мышление слишком просто, ограниченно, как занятие ничтожно и внутренне пусто. И приводит убедительную аргументацию данному утверждению. В качестве первого примера абстрактного мышления автор приводит ведомого на казнь убийцу. Большинство из толпы, собравшийся на зрелище, видят в нем только убийцу, приговоренного к казни; этот человек для них безлик, бездушен, они не желают знать, почему он совершил преступление, какая у него была жизнь, была ли семья, родители, дети. Он - нечто абстрактное, «убийца» - уже не человек. И если какая-либо дама заметит, что убийца - интересный мужчина, её осудят, т.к. по общему мнению абстрактно мыслящей толпы, которая видит только узкий фрагмент действительности, эта дама ведет себя неприлично: она увидела в убийце внешне интересного человека. Таков подход характерен для людей с абстрактным мышлением. Даже если какой-либо знаток человеческой натуры выяснит, что у приговоренного к казни было трудное детство, что его незаслуженно наказывали и в результате оно обозлился на все гражданское общество, или же что человек совершил убийство с целью защиты собственной жизни или угрозы жизни кому-либо из близких, - такая толпа скажет, что он хочет оправдать убийцу. Не человека, совершившего преступление, а убийцу - узкий фрагмент всей человеческой личности приговоренного к казни. Гегель пишет: «Это и называется мыслить абстрактно - не видеть в убийце ничего сверх того абстрактного, что он убийца, устраняя в нем посредством этого простого качества все прочие качества человеческого существа» Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 - М.: Мысль, 1972..

Следом же автор показывает другой пример абстрактного мышления - осыпаемое цветами колесо с привязанным к нему преступником, иронично отметив, что «Христиане любят выкладывать крест розами, или, скорее, розы крестом, сочетать розы и крест». Гегель называет крест давно превращенной в святыню виселицей, орудием бесчестящей казни, утратившим свое первоначальное значение и теперь совмещающим в одном образе «высшее страдание и глубочайшее унижение с радостнейшим блаженством, с божественной честью» Цит. по: там же.. Увитый цветами крест он называет сентиментальным тщеславием, примирением «в стиле Коцебу», способом «неопрятного лобызания сентиментальности с дрянью» Цит. по: там же.. Здесь также, считает Гегель, абстрактное мышление не дает отойти от стереотипа мученика, мученического креста, а то, что это - орудие казни, толпа не думает, на такую широту мысли у неё недостает образования, интеллекта и т.д.

Ещё один вид абстрактного мышления автор показал в реакции некой старушки из богадельни на отрубленную голову, лежавшую на эшафоте и освещенную солнцем. Она порадовалась, что голова убийцы освещается солнцем - значит, достойна того. Гегель отмечает, что озорнику, когда на него сердятся, говорят: «Ты не стоишь того, чтобы тебя солнце озаряло!». Так, по субъективному мнению старушки, отрубленная голова стоила того, чтобы её озаряло солнце, чтобы она приобщилась к благодати, т.е. проявлена какая-то высшая милость и благость, которая отрубленной голове, впрочем, совершенно ни к чему. Объективно оценить ситуацию, что человек лишен жизни, казнен, и что отрубленная голова валяется на эшафоте,- этого сделать старушка не в силах. Но вместе с тем она назвала казненного по имени - для неё он не убийца, а знакомый человек, теперь казненный, отрубленную голову которого приласкал луч солнца.

Другой пример: торговка и покупательница на рынке. Покупательница обидела торговку подозрением, что та продает несвежие, «тухлые» яйца. На что торговка тут же ответила покупательнице бранью, припомнив всю её жизнь, родню, охарактеризовав внешность как некрасивую, саму покупательницу - как неряшливую, гулящую женщину, её одежду - как плохую, рваную и грязную. Она не может допустить в покупательнице ничего хорошего, поскольку та нашла её товар плохим. Эта торговка мыслит абстрактно - подытоживает в покупательнице все, от головы до ног, вместе со всей родней, - исключительно в свете того, что та назвала её товар несвежим. Гегель пишет: «Все оказывается окрашенным в цвет этих тухлых яиц, тогда как те офицеры, о которых говорит торговка (если они вообще имеют сюда какое-либо отношение, что весьма сомнительно), предпочли бы заметить совсем иные вещи...» Цит. по: Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 - М.: Мысль, 1972..

Следующий пример - слуга и господин. Автор утверждает, что нигде слуге так плохо не живется и нигде так мало не платят, как у человека низкого звания, с малым достатком. И наоборот, хорошо живется тем слугам, которые работают у благородных господ. Причиной тому - абстрактное мышление обыкновенного человека, который «важничает перед слугой и относится к нему только как к слуге»; по словам автора, «он крепко держится за этот единственный предикат». Т.е. это единственное, чем он может гордиться, ставить себе в заслугу - у него есть слуга, и он может этим слугой помыкать, поскольку больше никто его слушать не будет. Автор отмечает, что лучшие господа - это французы: если аристократ фамильярен со слугой, то француз становится слуге добрым приятелем; он позволяет слуге разговаривать на те темы, какие тот считает нужным обсудить, ни в чем его не стесняя. Следовательно, у аристократа мышление не абстрактное, поскольку он знает, что «слуга не только «слуга», что ему, кроме всего прочего, известны все городские новости, знакомы девушки, да и затеи его голову посещают частенько совсем неплохие» Цит. по: там же.. Т.е. аристократ дает определенную волю слуге в общении с ним, но с высоты своего положения. Так что, пожалуй, нельзя назвать аристократа конкретно мыслящим, поскольку он не видит, что слуга - это не только слуга, которому известны все городские новости и в голову приходят хорошие мысли, а что слуга - это ещё и человек, со своими чувствами, мыслями, мнением, с симпатиями и антипатиями; что этот слуга добросовестно на него работает и по поводу своего господина также имеет какие-то мысли. Что касается француза, тот тут, пишет Гегель, «слуга смеет даже рассуждать, смеет иметь и отстаивать собственные мнения, и, когда хозяину что-нибудь от него нужно, он не станет просто приказывать, а постарается сначала втолковать свое мнение, да еще и ласково заверит, что лучше этого мнения и быть не может» Цит. по: там же.. Здесь, как можно заметить, наряду с конкретным мышлением имеет место и абстракция, поскольку, как можно понять, у француза-хозяина и слуги уже сложившийся ритуал, и выходить за рамки этого ритуала, внести в отношения нечто новое, пусть не равноправное, но уважительное по отношению друг к другу - такой широты конкретного мышления нет.

Далее Гегель говорит о военных, причем совершенно не жалея битого австрийского солдата, которого положено бить, поскольку он - «каналья». Автор подчеркивает: «Ибо тот, кто обладает лишь пассивным правом быть битым, и есть каналья» Цит. по: там же.. Рядовой солдат в глазах офицера - абстрактная отвлеченность, некоторый долженствующий быть битым субъект.

Таким образом, Гегель говорит в своей статье о принадлежности абстрактного мышления необразованной, бескультурной части общества, не полагая, впрочем, этой частью исключительно «низы» населения». Гегель вовсе не шутит, там, где он разоблачает дутую пустоту «привычных» представлений, за пределы которых никогда не выходит претенциозная полуобразованность, мнимая образованность. В качестве основоопределяющих признаков абстрактного мышления он называет узость мышления, невозможность мыслить широко, дальше определенных рамок, как, например, приговоренный к казни - только убийца, слуга - только слуга, солдат - только каналья и т.д. Человек с абстрактным мышлением мыслит абстракциями - крест - абстракция, не орудие позорной казни, а великомученический пьедестал, который должно увивать цветами; луч солнца попал на отрубленную - божья благодать, и т.д.

Абстрактные фрагментарные мысли могут быть допустимы только в условиях недостатка знаний, наличия в них больших пробелов. Но по мере накопления знаний и заполнения пробелов деятельность мыслящего человека должна становиться всё более самостоятельной и созидательной. Для человека в условиях прогрессирующего знания и должно, и свойственно постепенно переходить мышление разумное, а не оставаться на рассудочном, т.е. продвигаться к восхождению мышления на ступень разума.

Таким образом, исходя из изложенного в данной работе материала можно сделать следующие краткие выводы.

С точки зрения психологии под абстрактным мышлением понимают умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике. Философия вкупе с абстрактологией считает, что абстрактное мышление - это именно мышление, а не умение. Т.е. абстрактное мышление суть природное естественное состояние человека, этим мышлением наделенного.

Понятие абстрактного мышления допускает запредельное, абстрактное состояние - это состояние «отвлечения», невовлечения. При абстрактном мышлении цель является абстрактной: человек мыслит, не пытаясь достичь результата, а просто потому, что мыслит. Люди, которым присуще абстрактное мышление, имеют и достоинства, и недостатки этим мышлением обусловленные. К достоинствам можно отнести, во-первых, способность мыслить сложными категориями, делать отвлеченные выводы, видеть ситуации под разными углами; во-вторых, у них сильный мыслительный аппарат, они обладают большой работоспособностью и увлеченностью в своей области; в-третьих, они имеют способность отрешаться от физического плана. К недостаткам, присущим людям с абстрактным мышлением, можно отнести эгоизм, центрирование на себе; рассеянность, невнимательность к окружающим; уход в абстракцию настолько, что выводы становятся непрактичными; большие затраты энергии на теорию, мало остается для практики.

Насколько запредельное состояние и как и у кого оно выражается - эти вопросы рассмотрены в статье Гегеля.

Согласно точке зрения Гегеля, абстрактное мышление - это мышление узкое, ограниченное, которое основано только на том, что человек видит, не размышляя о внутреннем содержании явления, предмета. Это мышление однобоко, ущербно, оно не дает возможности понимать картину мира во всем ей многообразии. В своей статье Гегель говорит о том, что мыслить абстрактно, односторонними определениями гораздо легче, нежели масштабно. Он считает, что вся трудность состоит в том, «чтобы мыслить конкретно, чтобы в форме и с помощью абстракций понять истинное существо того или иного предмета или явления» Цит. по: Так кто же мыслит абстрактно? - Необразованный человек, а вовсе не просвещенный // Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? / послесл. к ст. Э.В. Ильенкова // Знание - сила. - 1973. - №10. - С. 41-42.. Выработка односторонних абстрактных определений - это всего один из моментов в постижении явления в его многообразии, сущности, специфичности и конкретности. Действительное, конкретное мышление всегда содержательно по самой своей природе, а по цели и задаче - конкретно. Процесс, посредством которого возможно получить такое конкретное понимание, может состоять в рассмотрении истории, процесса возникновения и развития созерцаемого явления, в раскрытии тех многоразличных условий его существования, которые в своей совокупности определили его настоящее состояние. Метафизическое же, в том числе обывательское, мышление ограничивается однобокими абстракциями, односторонними определениями, а поэтому и скользит по поверхности явлений, неизбежно является субъективным. Необходимость выхода человека из состояния, по определению немецких классиков, «несовершеннолетия» поставила требование к человечеству совершить переход от абстрактного фрагментарного мышления к последовательному и взаимосвязанному, со ступени рассудка - на ступень разума, о чем и сказано в статье Г.В.Ф. Гегеля.

Но точка зрения Гегеля идет вразрез с современным общепринятым понятием абстрактного мышления, которое свойственно людям, собственно, не бесталанным, про которых сейчас говорят «с креативным» мышлением. Абстрактное мышление способствует нахождению удачных решений и альтернатив, дат возможность пристального рассмотрения именно узкого фрагмента действительности, не распыляясь на частности. Поэтому, с учетом приведенных Гегелем примеров, в том числе пример со старушкой из богадельни, порадовавшейся за обогретую лучом света отрубленную голову её в бытности живым знакомого (значит, он достоин) и аристократа-хозяина и француза-хозяина, можно сделать следующий вывод.

Очевидно, Гегель полагает, что «абстрактное» как таковое (как «общее», как «одинаковое», зафиксированное в слове, в виде «общепринятого значения термина» или в серии таких терминов) само по себе ни хорошо, ни плохо. Как таковое оно с одинаковой легкостью может выражать и ум, и глупость. В одном случае «абстрактное» оказывается могущественнейшим средством анализа конкретной действительности, а в другом - непроницаемой ширмой, загораживающей эту же самую действительность. В одном случае оно оказывается формой понимания вещей, а в другом - средством умерщвления интеллекта, средством его порабощения словесными штампами. И эту двойственную, диалектически-коварную природу «абстрактного» надо всегда учитывать.

С. Н. Труфанов. НАУКА ЛОГИКИ 1999

Кузнецов В. Н. Немецкая классическая философия второй половины 18 – начала 19 вв.

Доброхотов

Онтология совпадает с гносеологией.

Бытие – сущность – понятие

Бытие есть первый раздел "Логики" и соответственно тезис триады. Как и всякий элемент его системы, бытие подчиняется законам развития триад: во-первых, по принципу "снятия" начальное не исчезает в последующем, а вбирается в него, обогащая при этом свой смысл; во-вторых, любой элемент триады относится к своим коррелятам в других триадах как звено в цепи развития и может как сам пояснять их, так и поясняться ими. Отсюда ясно, что бытие как категория будет сохраняться на всех уровнях развития идеи. Каждый последующий шаг развития будет давать новый предикат для абстрактного субъекта, выдвинутого в начале "Логики", – для бытия, хотя в конце окажется, что истинным субъектом была идея, предикатами для которой являлись предшествующие категории. Но это переворачивание также будет раскрывать истинный смысл бытия. Далее, ясно, что все тезисы всех триад будут давать материал для определения и объяснения первотезиса, то есть бытия. Наконец, "Логика" в целом как тезис главной триады системы также имеет смысл бытия по отношению к другим элементам.

Гегель осознает, что его "Логика" не совпадает с классическим понятием онтологии. С одной стороны, он иногда обозначает ее именно как онтологию {см.: 30, X, 242}, с другой – в очерке трех отношений мысли к объективности отождествляет онтологию с догматической метафизикой {см.: 33, I, 140}, но это значит, что мышление должно будет к ней вернуться, как ко всякому тезису, на более высоком уровне. Эта двойственность вызвана особенностями гегелевского понимания тождества бытия и мышления, решительным сторонником которого он являлся. И бытию и мышлению, говорит Гегель, присущи одни и те же определения, но мы не должны брать тождество бытия и мышления конкретно (конкретное, по Гегелю, есть богатство органически собранных воедино определений) и говорить, что сущий камень и сущий человек – одно и то же. Бытие есть именно то, что совершенно абстрактно, и этим оно отличается от конкретного {см.: 33, I, 226}. Поэтому онтология Гегеля, в отличие от традиционной, имеет дело с тождеством бытия и мышления в начале и конце системы. Для того чтобы утвердить тезис о тождестве, необходимо пройти путь конкретизации, на каждом из шагов которого бытие и мышление полностью не совпадают.

Проблема начала для гегелевской системы – не формальный вопрос, и он посвящает ей немало места. Дело в том, что в истинной системе должно быть истинное начало, иначе ложью окажется все последующее. Но истина есть конец пути. Отсюда возникает противоречие: мы должны найти истину до нахождения истины. Начало, должно быть или безусловно достоверным, или абсолютно истинным. Бытие обладает достоверностью наряду с некоторыми другими положениями, но они, в отличие от бытия, уже сами есть бытие, то есть известным образом опосредованны, бытие же – это полная непосредственность. Поскольку истинная система замкнута, и ее конец совпадает с началом, непосредственность бытия будет полностью опосредована всей системой. Потому бытие может выполнять функции начала системы, более того, именно такое начало делает философию наукой, поскольку весь свой материал она превращает в созерцание самой себя.


Второй этап "Логики" – это переход от бытия к сущности. При этом бытие теряет свою непосредственность и абстрактное единство. То, что принимали за бытие, оказалось видимостью, явлением, за которым стоит сущность. На этом этапе раздвоенность, раскол и нетождественность себе становятся главным признаком всех категорий. Переход от одной категории к другой сменяется отражением их друг в друге. Лексика, примеры и аллюзии Гегеля позволяют оценить бытие начала как "прошлое" (ср. с Шеллингом), как состояние непосредственности и наивности (что можно толковать и в индивидуальном плане, и в социальном), как необходимость, как протяженность или плоскость, как "язычество" и т.д. Сущность в таком случае будет выступать как "настоящее", "объемное", "христианство" и т.д. Но ретроспективная оценка бытия – это не главное изменение на уровне сущности. Важнее то, что сама сущность есть превращенная форма бытия.

"Учение о сущности" – это наиболее уязвимая часть логики Гегеля, поскольку все три её варианта (в "Философской пропедевтике", в большой "Науке логики" и в "Энциклопедии...") несколько отличаются друг от друга.

Гегель констатирует, что в познании “сущности вещей” обыкновенно видят “задачу или цель философии”, поскольку убеждены, что “философия не должна оставлять вещи в их непосредственности, а должна показать, что они опосредствованы или обоснованы чем-то другим”, представляя “непосредственное бытие вещей... как бы корой или завесой, за которой скрывается сущность”. Согласно Гегелю, когда говорят “все вещи имеют сущность”, то правильно “высказывают, что по истине они не то, чем они непосредственно представляются...”. Общепринятые воззрения Гегель дополняет соображением о том, что “одним лишь блужданием из одного качества в другое и одним лишь переходом из качественного в количественное и наоборот дело еще не окончено – имеется в вещах нечто пребывающее, и это пребывающее есть прежде всего сущность...” Вместе с тем Гегель настойчиво проводит мысль о том, что сущность не только отлична от бытия, но представляет собой “погруженное в самое себя бытие” и “происходит” из бытия.

«Истина бытия – это сущность»

«В самом бытии обнаружилось, что оно в силу своей природы углубляется внутрь и через это вхождение в себя становится сущностью. Стало быть, если абсолютное было вначале определено как бытие, то теперь оно определено как сущность»

«Выше уже было указано, что если определяют чистую сущность как совокупность (Inbegriff) всех реальностей, то эти реальности равным образом подчинены и природе определенности, и абстрагирующей рефлексии и эта совокупность сводится к пустой простоте. В таком случае сущность - лишь продукт, нечто произведенное»

«Но сущность, каковой она стала здесь, есть то, что она есть, не через чуждую ей отрицательность, а через свое собственное, бесконечное движение бытия»

«Сущность как полное возвращение бытия внутрь себя есть прежде всего неопределенная сущность»

Рациональный смысл гегелевского положения о переходе бытия в сущность заключается в том, что по такому пути развивается процесс познания и что, более определенно, постижение меры как единства количественных и качественных определений и постижение процесса меры означает такое углубление познания, когда его предметом становится сущность вещей. “ Положенность” есть необходимый шаг к тому, чтобы в конечном счете достичь ступени “в-себе-и-для-себя-определенного понятия”. “Понятие” как логическая ипостась “идеи” – это то, что глубочайшим образом связывает, по Гегелю, бытие и сущность, в которых “субстанциально... одно и то же понятие...”

Гегелевское понимание сущности уточняется разъяснением, что “отличие сущности от непосредственности бытия составляет рефлексия, и эта рефлексия есть отличительное определение самой сущности...” . Гегель в данном случае имеет в виду под “рефлексией” не человеческое размышление, а представляющуюся ему независимой от этого мышления и произведенной саморазвитием вышеназванного “понятия” соотносительность понятий, которыми определяется сущность. Эта соотносительность означает явную, “положенную”, зафиксированную в самом языке взаимосвязь противоположных: так, понятие “положительное” явно соотнесено с понятием “отрицательное”, и оно не могло бы существовать, если бы не было его антитезы. В этом смысле Гегель указывает, что “в бытии всё непосредственно; в сущности, напротив, всё соотносительно”. Поэтому если в сфере бытия формой движения понятий был переход, то в сфере сущности таковой формой выступает рефлексия: “В сущности нет больше перехода, а есть только отношение”.

Освещение Гегелем сущностной рефлектированности направлено, во-первых, против метафизического понимания сущности как непротиворечивой самотождественности и, во-вторых, против агностического взгляда на нее как непознаваемую “вещь-в-себе”. Гегелевская критика по этим вопросам имела своими непосредственными и главными адресатами, с одной стороны, лейбнице-вольфианскую философию, а с другой стороны, кантовскую философию. В противовес им Гегель трактовал сущность как внутренне противоречивое единство и как нечто вполне познаваемое. Именно в учении о сущности Гегель наиболее обстоятельно и глубоко разработал проблему диалектического противоречия. По Гегелю, “противоречие – это лишь развитое ничто...” , и сущность это “сфера положенного противоречия, которое в сфере бытия остается еще лишь в себе”. Согласно Гегелю, в сфере сущности “вместо бытия и ничто выступают теперь формы положительного и отрицательного”, причем первоначально положительное выступает как тождество, а отрицательное как различие. Поэтому когда Гегель заявляет, что первое “отношение с собой в сфере сущности есть форма тождества, рефлексии-в-самое-себя”, которая “заняла здесь место непосредственности бытия”, то второе ее отношение с собой он, естественно, характеризует как различие. То, что “сущность существенно содержит в себе определение различия”, декларативно обосновывается утверждением о том, что сущность есть чистое тождество лишь постольку, “поскольку она есть относящаяся с собой отрицательность и, следовательно, отталкивание себя от самой себя...”

К понятию противоречия Гегель идет путем “заострения”, как он сам выражается, различия, которое в представлении “притуплено”. Оно выступает вначале как “непосредственное различие, разность, т. е. как различие, в котором каждое различенное есть само по себе то, что оно есть, и равнодушно к своему отношению с другим, которое, таким образом, есть для него нечто внешнее”. Такого рода поверхностное различие Гегель считает результатом внешней рассудочной рефлексии, производящей сравнение в сфере наличного многообразия. Гегель настаивает на том, что “различие следует понимать не только как внешнюю и равнодушную разность, но и как различие в себе, и что, следовательно, вещам самим по себе свойственно быть различными”. Это “различие в себе” Гегель далее трактует как “существенное различие положительного и отрицательного”, в силу чего “различие сущности есть... противоположение, согласно которому различное имеет перед собой не вообще другое, а свое другое, т. е. каждое из различенных имеет свое определение только в своем отношении с другим, рефлектировано в самое себя лишь постольку, поскольку оно рефлектировано в другое”.

В отличие от определений сферы бытия определения сферы сущности раскрывают себя в рефлективной форме. Гегелевское понимание сущности уточняется разъяснением, что “отличие сущности от непосредственности бытия составляет рефлексия, и эта рефлексия есть отличительное определение самой сущности...”

Пример: Мы знаем, что в театрах идут различные спектакли, поставленные по соответствующим пьесам. Так вот, на этапе обнаружения бытия мы как бы обнаруживаем факт наличия на свете различных театральных пьес и устанавливаем их внешнее отличие друг от друга: авторство, количество действующих лиц, продолжительность действия. После этого мы выбираем одну из пьес и решаем пойти её посмотреть. Вот этот переход от процедуры выбора самой пьесы к походу в театр соответствует логическому переходу от сферы определений бытия к сфере определений сущности. Сфера определений бытия обладает видимостью. Знакомство с пьесой также делает её видимой для нас. Но видимость ещё не есть рефлексия. Рефлексия начинается с различия действующих лиц на сцене. Действующие лица пьесы рефлектируют друг в друга, т.е. раскрывают и показывают себя друг через друга. Подобно тому как персонажи одной пьесы раскрывают себя друг через друга, так и все определения сферы сущности высвечивают и объясняют сами себя друг через друга. На этапе обнаружения бытия мы имеем простую видимость определений – нечто и иное, одно и другое – и простой переход между ними. На этапе постижения сущности мы имеем уже не только видимость их различий, но и рефлексию (отражение) определений друг в друга.

Существенное различие определяется как противоположность. Понятие противоречия используется Гегелем при характеристике сущностного противоположения как имманентного источника движения, развития, всякого рода жизненности. По Гегелю, противоречие – это “принцип всякого самодвижения”, и “нечто жизненно, только если оно содержит противоречие...” «Смешно говорить, что противоречие нельзя мыслить» - представление, повсюду фактически имея “своим содержанием противоречие, не доходит до осознания его...” .

В учении о сущности трактовка проблемы противоречия завершается утверждением, что противоречие “снимает себя само через себя” и “ближайший результат положенной как противоречие противоположности есть основание, которое содержит в себе как снятые и низведенные лишь к идеальным моментам и тождество и различие”. Не устранение, а неискоренимое внедрение: “основание, которое сначала обнаружилось перед нами как снятие противоречия, выступает... как новое противоречие”, причем “как таковое, оно не спокойно пребывает в самом себе, а скорее отталкивает себя от самого себя”.

Характеристика сущности “как основания существования” включает в себя наряду с комплексом “чистых рефлективных определений” также категории “существование” и “вещь”. Указывая, что сущность “есть основание лишь постольку, поскольку она есть основание нечто, основание некоего другого”, Гегель заявляет, что из основания происходит существование, которое снимает предшествующее опосредствование и “восстанавливает” на более высоком уровне бытие. Более конкретно, существование, по Гегелю, это “неопределенное множество существующих как рефлектированных в самое себя и одновременно также видимых в другом (in-Anderes-scheinen), относительно существующих, которые образуют мир взаимозависимостей и бесконечное сцепление оснований и обосновываемых”. Тем самым подготавливается введение категории вещи: “Вещь есть тотальность как положенное в едином развитие определений основания и существования”.

(Ключ к пониманию факта и необходимости оформленности материи Гегель видел в идеалистическом воззрении, согласно которому материю пронизывает “свободная и бесконечная форма”, которая “есть понятие”. То, что “форма не приходит в материю извне”, Гегель считал выражением того, что форма в качестве “понятия” это “тотальность”, которая “носит принцип материи в самой себе”. Тем самым отвергалась также “изначальная данность”, бытийно-существенная “самостоятельность” материи и утверждалась ее производность от “понятия”, вторичность по отношению к “идее”.)

Характеристика сущности как “чистой рефлексии” означает, по Гегелю, что “сущность светится в самой себе видимостью...”. Подчеркивая, что “бытие не исчезло в сущности”, Гегель указывал, что оно в ней “низведено... к отрицательному, к видимости (zu einem Scheme)”, и “сущность тем самым есть бытие как видимость (als Scheinen) в себе самой”. О “множестве существующих”, в которых выражается существование, Гегель говорит как о “рефлектированных в самое себя и одновременно также видимых в другом (in-Anderes-scheinen)...”. Определяя первоначально вещь как “абстрактную рефлексию-всамое-себя в противоположность рефлексии-в-другое”, Гегель считает, что кантонская “вещь-в-себе” “показывает нам себя здесь в процессе своего возникновения”: она непознаваема потому, что это пока “совершенно абстрактная и неопределенная вещь вообще”, рассматриваемая в отвлечении от “развития и внутренней определенности”. Гегель поясняет, что “все вещи суть сначала в-себе, но на этом дело не останавливается, и... вещь вообще переступает пределы голого в-себе как абстрактной рефлексии-в-самое-себя, переходит к тому, чтобы обнаружить себя также как рефлексиюв-другое, поэтому она обладает свойством” => “сущность и, далее, внутреннее находят свое подтверждение лишь в том, как они выступают в явлении”.

В систему категорий Гегель вводит “явление” так: “Существование, положенное в его противоречии, есть явление”. Явление Гегель характеризует как развитую видимость, подчеркивая одновременно, что его “не следует смешивать с голой видимостью”, что “явление есть нечто высшее, чем простое бытие”, «истина бытия». По Гегелю, “философия отличается от обыденного сознания тем, что она рассматривает как простое явление то, чему обыденное сознание приписывает значимость сущего и самостоятельность”, и заслуга Канта в том, что он первым в истории новой философии “снова выдвинул вышеуказанное различие...”. Порицая вместе с тем Канта за остановку “на полпути, поскольку он понимал явление лишь в субъективном смысле и вне его фиксировал абстрактную сущность как недоступную нашему познанию вещь в себе”, Гегель отвергал кантовский агностицизм с точки зрения своего объективно-идеалистического понимания соотношения между явлением и сущностью. Согласно Гегелю, “быть лишь явлением – это собственная природа самого непосредственного предметного мира, и, познавая его как явление, мы познаем вместе с тем сущность, которая не остается скрытой за явлением или по ту сторону его, но, низводя его на степень просто явления, именно таким образом манифестирует себя как сущность”.

Явление рассматривается как отношение, в котором “содержание есть развитая форма, внешность и противоположность самостоятельных существований и их тождественное отношение...”. Здесь Гегель формулирует один из важнейших диалектических принципов: “Существенное отношение есть определенный, совершенно всеобщий способ явления. Всё, что существует, находится в отношении, и это отношение есть истина всякого существования”. Гегель выделяет следующую триаду отношений: целое и части, сила и ее обнаружение, внутреннее и внешнее. Они представлены как прогрессирующие проявления сущностного содержания.

Отношение целого и частей характеризуется Гегелем как весьма поверхностное, лишь “непосредственное” и способное удовлетворить только рассудок. По Гегелю, только низшие, механическо-безжизненные, “неистинные” виды существования, лишенные подлинной целостности, могут постигаться через их разделение на части. В этом смысле Гегель заявляет, что само “отношение целого и частей неистинно, поскольку его понятие и реальность не соответствуют друг другу” Выше, но не намного Гегель ставит отношение силы и ее обнаружения. “определение содержания силы целиком совпадает с содержанием обнаружения, и объяснение какого-нибудь явления некоей силой есть поэтому пустая тавтология” . “Истиной” отношения силы и ее обнаружения Гегель объявляет отношение внутреннего и внешнего, считая ошибкой “рассудочной рефлексии” взгляд на сущность “как нечто только внутреннее”. По Гегелю, существенно внутреннее обязательно проявляется во вне.

“Ставшее непосредственным единство сущности и существования, или внутреннего и внешнего”, Гегель определял как “действительность”. Отвергая господствующее мнение об “абсолютной разделенности” между действительностью и мыслью, идеей, Гегель провозглашал, что подлинные идеи действительны, а подлинная действительность как единство внутреннего и внешнего “насквозь разумна”. Действительность рассматривалась Гегелем не как статичная данность, а как с необходимостью изменяющаяся и в этом изменении преобразующаяся в свою противоположность: “надломленная в себе, конечная действительность, назначение которой – быть поглощенной”, и такая действительность “содержит в себе зародыш чего-то совершенно другого”. “Существенное”, “внутреннее” этой действительности таково, что при его осуществлении “возникает совершенно другая форма (Gestalt) вещей”, “новая действительность”, которая “пожирает” предшествующую действительность.

Важнейшую роль в понимании действительности как диалектически изменяющейся играют понятия возможности, случайности, необходимости. Согласно Гегелю, “действительность есть прежде всего возможность, которая положена как противостоящая конкретному единству действительного, как абстрактная и несущественная существенность ”. Это абстрактная возможность чего угодно, которой противостоит абстрактная же невозможность чего бы то ни было. Гегель замечает, что “оцениваемая как одна лишь возможность, действительность есть нечто случайное, и, обратно, возможное само есть только случайное”. Развитие “круга определений” возможности и случайности, трактуемое как преобразование случайного в условие иного, делает возможность реальной. В этой реальной возможности, приобретающей самодвижение, соединены предмет, условия и деятельность: причем “когда все условия имеются налицо, предмет необходимо должен стать действительным и “развитая действительность... есть необходимость”.

Характеризуя случайное как внешнюю сторону действительности, Гегель считал, что оно должно быть преодолено в процессе познания, постигающего необходимость. Однако признавая, что “задача науки, и в особенности философии, состоит вообще в том, чтобы познать необходимость, скрытую под видимостью случайности”, Гегель вместе с тем предостерегал против широко распространенного среди ученых мнения, “будто случайное принадлежит лишь нашему субъективному представлению и поэтому должно быть всецело устранено, для того чтобы достигнуть истины”. Гегель проводил мысль о том, что случайность, во-первых, является объективным определением действительности, которое не может быть устранено сколь угодно глубоким постижением последней, и что, во-вторых, она диалектически соединяется с необходимостью, а не является ее абсолютным отрицанием. Это было существенно новое, диалектическое понимание случайности, наполнявшее эту категорию вместе с тем объективным содержанием.

Главное для Гегеля было в том, чтобы устранить взгляд на царящую в мире необходимость как некую слепую силу, которой человек фатально подчинен и потому является несвободным. “Слепа необходимость лишь постольку,– заявлял Гегель, – поскольку она не постигается в понятии, и нет поэтому ничего более превратного, чем упрек в слепом фатализме, который делают философии истории за то, что она видит свою задачу в познании необходимости того, что произошло в истории человечества”. При разъяснении того, что, собственно, следует понимать под царящей необходимостью и как именно обеспечивается ее постижение, Гегель вносил ряд существенно новых моментов в формулу “свобода есть познанная необходимость”, которой можно резюмировать соответствующие взгляды предшествующих философов от Спинозы до Шеллинга. Во-первых, согласно Гегелю, постичь необходимость “в понятии” это постичь ее как имеющую свою “истину” в том “понятии”, которое обозначает разумно-логическую “идею”, определяемую как свободная. Это означает познание высшего и основополагающего онтологического единства свободы и необходимости. Во-вторых, наряду с этой объективно-идеалистической трактовкой единства свободы и необходимости Гегель высказывает и более здравое, в тенденции своей материалистическое понимание этого единства. Речь идет о включении Гегелем целесообразной деятельности в рассмотрение процесса необходимости. Указывая, что необходимость называют слепой, когда констатируют, что из участвующих в ее формировании “обстоятельств и условий произошло нечто совершенно иное”, Гегель возражает: “Если же мы, напротив, рассмотрим целесообразную деятельность, то здесь в лице цели мы имеем содержание, которое известно уже заранее; эта деятельность поэтому не слепа, а зряча” (разумно ориентированная преобразующая деятельность человека реализует единство свободы и необходимости).

Необходимость далее характеризовалась Гегелем как “в себе единая, тождественная с собой, но полная содержания сущность, которая так светится видимостью в самой себе, что ее различия принимают форму самостоятельных действительностей...”. Эта необходимость развертывалась через триаду отношений.

“отношение субстанциальности и акцидентальности”, или “субстанциальное отношение”, вторым – “причинное отношение”, в котором субстанция выступала как причина, производящая действия, а третьим – взаимодействие, определяемое как “причинное отношение, положенное в его полном развитии...”. “Шествие субстанции через причинность и взаимодействие” приводит к обнаружению того, что “истина субстанции есть понятие” – “самостоятельность, которая есть отталкивание себя от себя в различенные самостоятельные существования, и именно как это отталкивание, тождественна с собой...”. Вместе с тем происходит “преображение необходимости в свободу”, и на место свободы как “абстрактного отрицания” встает “конкретная и положительная свобода”, которая “имеет своей предпосылкой необходимость и содержит ее в себе как снятую”, в силу чего свобода есть “истина необходимости”. Все это определено тем, что понятие “само есть для себя мощь необходимости и действительная свобода” (96. 1. 327, 328, 331, 335-339).

Переход к понятию, которое тем самым “оказалось истиной бытия и сущности”, трактуется Гегелем одновременно как то, что бытие и сущность “возвратились” в понятие “как в свое основание”. Из пояснений Гегеля следует, что изображенное в науке логики “самодвижение” понятий (категорий) к субстанциальному “понятию” это не онтологический процесс происхождения “понятия”, а гносеологический процесс его познания. На вопрос, почему наука логики не начинала с “понятия”, если оно есть истина бытия и сущности, Гегель отвечал: “Там, где дело идет о мыслящем познании, нельзя начать с истины, потому что истина в качестве начала основана на одном лишь заверении, а мыслимая истина как таковая должна доказать себя мышлению”. Даже если бы в начале логики было поставлено понятие, определяемое как единство бытия и сущности, то пришлось бы разъяснять, что такое это бытие и сущность и как они совмещаются в единстве понятия, а это значило бы, что “мы начали с понятия только по названию...” (96. 1. 339). Рассматриваемые пояснения выявляли рациональный смысл гегелевской системы понятий как своеобразного процесса отображения человеческого познания в его развитии и углублении. Однако этот смысл затушевывался доминировавшей в науке логики идеалистической трактовкой движения понятий (категорий) как порождаемого активностью “понятия” – логической ипостаси “идеи”.

Выражения "исходить из понятия" или "основываться на понятии" означают, что существование любой единичной вещи необходимо рассматривать в рамках той целостности, которой она принадлежит. Именно эта целостность обуславливает собой существование вещи, делает её явлением, определяет её форму и содержание, создаёт ей условия и позволяет ей действовать сообразно своему предназначению. Поэтому только через познание этой целостности (через постижение её понятия) можно обрести понимание сути всех тех конкретных вещей, которые её составляют.

Таким образом, чувственное (обыденное) сознание ограничивает понимание сущности вещей их единичностью, рассудочное мышление – их особенностью, разум же исходит из единства всех трёх моментов понятия: единичного, особенного и всеобщего.

Вывод Канта о том, что сущность вещей в себе непознаваема, вытекает из двух посылок. Во-первых, наши чувственные восприятия, посредством которых мы получаем информацию о предметах наличного мира, субъективны, а во-вторых, категории, как конструктименты (конструктивные элементы) всех наших представлений, рассматриваются Кантом так же, как достояние лишь нашего субъективного рассудка. Следовательно, все те представления, которые мы получаем с помощью категорий, следует признавать субъективными по своей форме и, согласно первому пункту, по своему содержанию. Вывод, сделанный Кантом, был закономерен для таких посылок: мы познаём являющийся нам мир, а каков он сам по себе (по своей сущности), мы не знаем. Сущность вещи в себе или вещей самих по себе нельзя познать, ибо ничем не опосредствуя себя, она тем самым никак не выдаёт себя и в итоге остаётся вне пределов досягаемости разума.

Гегель, исходя из признания тождества идеального содержания мышления и реального содержания бытия, придал определениям мышления объективный статус. Благодаря этому он устранил эту псевдопроблему и развязал себе руки для положительного решения вопроса о познавательных способностях разума: мир познаваем, и познаваем именно таким, каким он нам является. Вне, помимо являющегося нам мира, другого мира не существует. Поэтому и сущность должна являться и, познавая являющийся нам мир как явление, мы познаём вместе с тем и его сущность.

Вот два принципиальных положения гегелевского подхода к познанию сущности, которые с готовностью были восприняты его современниками, не пожелавшими мириться с кантовским агностицизмом: а) сущность дана в являющемся нам мире и, б) познавая мир как явление, мы, вместе с тем, познаём его сущность.

Так как в основе и бытия и сущности одной и той же вещи лежит одно и то же её понятие, то в сфере категорий сущности мы имеем те же самые определения, что и в сфере категории бытия, но, соответственно, в рефлективной форме. На месте чистого бытия и ничто здесь оказываются тождество и различие, вместо становления - существование, вместо наличного бытия – явление, вместо для-себя-бытия – действительность. Отсюда три ступени развития определений сущности: - существование вещей, -явление вещей, -действительность вещей.