Любая война - это дело серьезное, однако и боевые действия не обходятся без занимательных, курьезных и интересных случаев. Каждому оригинальничать и даже совершать подвиги. И практически все занимательные и курьезные случаи происходят по причине людской глупости или находчивости. Ниже приведем некоторые интересные факты о ВОВ.
Проект, чтобы написать эти мемуары войны, возникнет, когда Черчилль займет пост премьер-министра в мае, а затем начал подавать документацию, которую он будет использовать. Но книга выходит за шесть лет самого кровавого конфликта в истории человечества. Отправной точкой является послевоенная война.
И Черчилль настаивает на том, чтобы сделать молитву предвидения и показать, что он был прав в 1990-х годах. В то время кризис требовал увольнения государственных служащих и сокращения заработной платы в Великобритании, что еще более затрудняло говорить о перевооружении. Более того, Германофилу не хватало в Британии, которая сочувствовала делу Гитлера против демократий и увидела в нем щит против Советской России.
Воспоминания Эйзенхауэра
Эйзенхауэр писал, что которые создавали немцы, были мощным препятствием для быстрого продвижения американской армии. Однажды ему довелось беседовать с маршалом Жуковым. Последний поделился советской практикой, рассказав, что пехота атаковала прямо через поле, на мины. А потери солдат приравнивались к тем, которые могли быть, если бы немцы защищали этот участок артиллерией и пулеметами.
Политическое прошлое Черчилля было неустойчивым. Именно тогда Черчилль начал рисовать, хобби, которое он никогда не покидал. Но если Уинстон Черчилль часто ошибался, на этот раз он был прав. То, что стояло за этой грозной сопротивляемостью, было уникальной личностью, которую мы поняли как квинтэссенция британской идентичности. Однако уникальность Уинстона Черчилля является результатом креста между аристократической традицией Соединенного Королевства и американской культуры - он был сыном седьмого герцога Мальборо и дочери финансового спекулянта в Нью-Йорке Дженни Джером.
Этот рассказ Жукова шокировал Эйзенхауэра. Если бы так размышлял любой американский или европейский генерал, то его незамедлительно могли разжаловать. Мы не беремся судить, правильно поступал советский полководец или нет, в любом случае только он мог знать, чем были мотивированны подобные решения. Однако эта тактика по праву входит в интересные факты ВОВ 1941-1945 гг.
В книге Черчилль определяется не один раз как американец. Его отношения с Рузвельтом особенно чутки. Во время визита в Вашингтон, в котором подробно описывается, сэр Уинстон был гостем американского президента в течение трех недель в Белом доме. Он толкнул кресло-коляску, что Рузвельт был заключенным. Она поздно ложится спать, встает поздно, курит и пьёт с того момента, когда она проснулась, и наслаждалась утренним чтением в постели.
Черчилль говорит, что однажды утром он вышел из душа, совершенно голый, когда Рузвельт вошел в комнату в инвалидной коляске и повернулся спиной к своему гостю, который обратился к нему так: «Знайте, что премьер-министр Его Величества нечего скрывать от президента Соединенных Штатов». Еще один необычный эпизод, описанный автором, - это момент, когда он получает известие о бомбардировке Перл-Харбора через радио. Он знает, что война выиграна, так как отсюда Америка войдет в конфликт.
Взятие плацдарма
Происходили курьезные случаи не только с пехотинцами. Интересные факты о ВОВ изобилуют происшествиями и с участием летчиков. Однажды эскадрилья штурмовиков получила приказ сбросить бомбы на плацдарм, занятый немцами. Зенитки противника стреляли так плотно, что могли вывести из строя все самолеты еще до подлета к цели. Командир пожалел своих подчиненных и нарушил приказ. По его указанию штурмовики сбросили бомбы в лес, который находился около плацдарма, и благополучно вернулись назад.
Черчилль был человеком без границ, потому что он всегда жил на границе между новым и старым миром, и он был обязан этим своим чувством независимости и чувством юмора. Но он также жил на границе истории, между прошлым и настоящим. С первых лет своей карьеры он сражался за Британскую империю и сохранял ее в качестве одной из своих военных целей. Например, он всегда выступал против независимости Индии. Таким образом, существует мнение, что война, которую Черчилль вел, уничтожил навсегда мир, в котором он жил.
С другой стороны, именно историческая культура позволила Черчиллю привести Великобританию в войну, полностью осознавая, что существует экзистенциальная угроза демократии и свободе в Европе. Если история не позволила ему выиграть битву империи, он явно выиграл битву за демократию и свободу.
Разумеется, немецкие части не получили урона и продолжали стойко обороняться. На следующее утро случилось чудо. Наши войска смогли взять плацдарм практически без боя. Оказалось, что в том лесу находился штаб войск противника, и летчики его полностью уничтожили. Начальство искало отличившихся для вручения награды, но того, кто это сделал, так и не нашли. Летчики молчали, так как было доложено, что отбомбились по плацдарму противника согласно приказу.
Сумма этих факторов позволяет нам выявить возможные будущие фьючерсы или альтернативные стратегии, которые никогда не проверялись. И всегда глазами Черчилля, его цепкой и энергичной личности, мы видим, что парад лидеров союзников. Мы видим, как Черчилль оплакивает точку, из которой Рузвельт, а затем Трумэн не могут встретиться отдельно с британским премьер-министром, чтобы не испортить Сталина, - это уже был мир послевоенных сверхдержав, который все еще сталкивается с продолжающимся конфликтом.
Мы видим консервативную антикоммунистическую попытку завоевать доверие Сталина к бесконечным успехам подарков водки, которые требуют войны - в последний год конфликта тщетно попытаются мобилизовать Рузвельта и американцев против оккупации Восточной Европы Советских стран. Вся эта увлекательная вселенная воспоминаний и живая история доведена до нас в версии, которая, к сожалению, с нашей точки зрения, уважает правила нового орфографического соглашения. Существует также ряд ошибок или некоторых чрезмерно точных выборов, которые, хотя и не подрывают весь перевод, следует избегать.
Таран
Богатой на подвиги была Интересные факты включают в себя и геройское поведение отдельных летчиков. Например, пилот Борис Ковзан однажды возвращался с боевого задания. Внезапно его атаковали шесть немецких асов. Летчик расстрелял весь боекомплект и получил ранение в голову. Затем он доложил по рации, что покидает машину и открыл люк. В последний момент он заметил, что на него несется самолет противника. Борис выровнял свою машину и направил ее на таран. Оба самолета взорвались.
Например, можно увидеть, что на той же странице столица Финляндии упоминается на португальском и английском языках и что Бавария стала Баварией. В отрывке, посвященном Тегеранской конференции, в которой Черчилль описывает трехстороннюю встречу между лидерами союзников «с нашими переводчиками», встреча была написана без устных переводчиков. И порицание было буквально переведено как «голос осуждения». Вопрос об этой важности заслуживает большего внимания к деталям.
— Как на фронте относились к союзникам?
Это нападение было безуспешной попыткой уничтожить военно-морской флот США, который был на Гавайях. Японский империализм был следствием роста национализма, милитаризма и идеологии, которые происходили в стране после реставрации Мэйдзи и переформулирования образования. В этой доктрине утверждалось, что Япония является нацией, превосходящей другие, и что она имеет право строить великую империю от завоевания других территорий в результате войны.
Ковзана спасло то, что он перед тараном открыл люк. Летчик без сознания вывалился из кабины, автоматизированный парашют раскрылся, и Борис благополучно приземлился на землю, где его подобрали и отправили в госпиталь. Ковзан дважды удостаивался почетного звания "Герой Советского Союза".
— Как ты оцениваешь немецких солдат?
Как только началась Вторая мировая война, Япония быстро расширилась до других частей Азии: Сингапура, Малайзии, Бирмы и Индокитая, победив французские и британские силы. Сообщения о столкновениях в этих регионах свидетельствуют о бесчисленных жестокостях и военных преступлениях, совершенных японскими солдатами.
Соперничество между Японией и Соединенными Штатами. В то время Соединенные Штаты наложили вето на ряд японских требований на территории Китая. Кроме того, присутствие Соединенных Штатов на Филиппинах было неудобством для японцев, поскольку это был регион, к которому стремилась Япония.
Верблюды
Интересные факты из истории ВОВ включают в себя случаи приручения военными диких верблюдов. В 1942 году в Астрахани формировалась 28-я резервная армия. Для пушек не хватало тягловой силы. По этой причине военные были вынуждены вылавливать в окрестностях Астрахани диких верблюдов и заниматься их приручением.
Всего для нужд 28-й армии было использовано 350 «кораблей пустыни». Большинство из них погибло в боях. Выжившие животные постепенно переводились в хозяйственные части, а после передавались в зоопарки. Один верблюд по кличке Яшка дошел с бойцами до самого Берлина.
Война, которая желала значительную часть населения после многих лет идеологической обработки, отражала полное незнание экономических и воинственных возможностей Соединенных Штатов. Адмирал Ямамото, ответственный за планирование нападения на Перл-Харбор, знал об этом и был одним из немногих, у кого хватило смелости противостоять истерическому милитаризму Японии во время.
Атака - под командованием Чуйчу Нагумо - в Перл-Харбор, несмотря на то, что застала американцев врасплох и вызвала большое количество разрушений и смертей, была плохо выполнена. Атака затонула некоторые важные американские корабли, но далеко не полностью уничтожила военно-морской флот на Гавайях.
Гитлер
В интересные факты о ВОВ входит история о Гитлере. Но не о том, который находился в Берлине, а о его однофамильце, еврее. Семен Гитлер был пулеметчиком и отважно проявил себя в боях. В архивах сохранился наградной лист, где так и написано, что Гитлер представлен к медали «За боевые заслуги». Однако в другом наградном листе за медаль «За отвагу» была допущена ошибка. Вместо Гитлер написали Гитлев. Случайно это сделано или намеренно - неизвестно.
Во всяком случае, американская военно-морская промышленность строит новые корабли со значительной скоростью, и потери вскоре стали реакциями. Наконец, нападение на Перл-Харбор в конечном итоге мобилизовало страну, которая раньше не видела конфликта. Таким образом, реальность показала, что нападение Нагумо было достаточно, чтобы шокировать, ранить и приводить в ярость американцев, но не препятствовать их способности к войне.
В Японии нападение на Перл-Харбор считалось и пропагандировалось как крупная победа японского флота. Этот акт заставил Соединенные Штаты объявить войну Японии. Стратегия Японии заключалась в том, чтобы быстро нанести Соединенные Штаты, чтобы заставить американцев вести переговоры и сдаться.
Трактора
Неизвестные факты о войне рассказывают о случае, когда трактора пытались переделывать в танки. Во время боевых действий возле Одессы испытывалась острая нехватка техники. Командование приказало обшить 20 тракторов листами брони и установить на них муляжи орудий. Ставка делалась на психологический эффект. Атака проходила ночью, и в темноте трактора с включенными фарами и муляжами орудий наводили панику в рядах румынских частей, осаждавших Одессу. Солдаты прозвали эти машины НИ-1, что означает «На испуг».
Даниэль Невес - выпускник истории. Но с октября по ноябрь того же года появились первые признаки сопротивления оккупанту. Они будут разделены на два типа: «движения» и «сети информации и экскурсий». Они будут найдены повсюду на нашей территории: как в городах, так и в сельской местности.
Он, безусловно, один из величайших бельгийских сопротивителей, можно даже добавить одно из величайших европейских сопротивлений, потому что он был в то же время единственным человеком, который основал секретную разведывательную сеть во время двух мировых войн.
Подвиг Дмитрия Овчаренко
Какие еще известны интересные факты ВОВ? Героические поступки советских воинов занимают в них далеко не самое последнее место. В 1941 году рядовой Дмитрий Овчаренко удостоился почетного звания "Герой СССР". 13 июля боец вез на подводе в свою роту боеприпасы. Внезапно его окружил немецкий отряд из 50 человек.
Овчаренко замешкался, и немцы отобрали у него винтовку. Но боец не растерялся и схватил с телеги топор, которым отрубил голову немецкому офицеру, стоявшему рядом. Затем он схватил с телеги три гранаты и бросил их в солдат, которые успели расслабиться и немного отойти. На месте погибли 20 человек, остальные в ужасе побежали. Овчаренко догнал другого офицера и ему тоже отрубил голову.
Этот орган соберет в Германии, в частности, информацию о промышленности, вооружениях, вооруженных силах Рейха. Уже 40 июня он основал новую разведывательную сеть под названием «Кларенс». Ему помогает инженер Гектор Демарк. Затем Роу снова начинает свою жизнь запрещенным и проходит через страну, чтобы набирать агентов, налаживать контакты, развивать свою организацию информации.
— Что кричали, когда шли в атаку?
Для него офицер Люфтваффе, едущий по улице, блокирует свой проход и, со своим револьвером, стреляет в него и убивает его. Сопротивление потеряло самого большого из своих лидеров. Вернемся и вернемся к началу войны. Он сможет рассчитывать на помощь многих людей, которые, как и он, хотели бороться за свободу и независимость нашей страны.
Леонид Гайдай
Чем еще необычным запомнилась Великая Отечественная война? Интересные факты включают в себя историю, произошедшую с известным кинорежиссером Его призвали в армию в 1942 году. На фронт он не попал, так как отправили его в Монголию объезжать лошадей для войсковых нужд. Однажды к ним прибыл военком, набиравший добровольцев для перехода в действующую армию. Он спросил: «Кто в кавалерию?». Режиссер ответил: «Я». Военком задал еще ряд аналогичных вопросов про пехоту, флот, разведку - Гайдай везде вызывался. Начальник разозлился и сказал: «Не спешите, я сперва оглашу весь список». Через несколько лет Гайдай использовал в своей кинокомедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика».
Вечером я выполз к своим
Он практикуется в регионе и в нескольких голландских деревнях, расположенных вдоль границы. Он также связывается с Уолтером Деве. Эта услуга заключается главным образом в сборе наибольшего объема информации о немецком железнодорожном транспорте, таком как количество перевозимых транспортных средств: цистерны, грузовики, артиллерийские части, перевозимые войска, а также идентификация знаков отличия, которые должны были перевозиться. к фронту. Это был центр двух важных железнодорожных сетей: поезда из Рур через Венло проходили через Висию, а также из Аахена в Тонгерен.
И напоследок несколько других занимательных случаев:
Я помню. Воспоминания ветеранов ВОВ.
«Я помню» – Воспоминания ветеранов ВОВ.
Михайлов Борис Михайлович
Впервые опубликовано 13.07.2006 23:17
Я, Михайлов Борис Михайлович, родился в 1925 г. в Ленинграде. На Советско-германский фронт - на Заднестровские плацдармы прибыл 9 мая 1944 года после окончания офицерского пулеметно-минометного училища (г. Термез).
В должности командира взвода 82 мм минометов 2-го батальона 1288 полка 113 стрелковой дивизии (бывшей 5-ой ополченческой Фрунзенского района Москвы) прошел от Молдавии до Австрии, где в апреле-мае 1945г был дважды ранен. К этому времени я оставался последним солдатом пехотного батальона, начавшим боевой путь с Днестра.
ПРОРЫВ НА БАЛКАНЫ
“Избранный для прорыва участок фронта (Тираспольский плацдарм - Б.М.) представлял большие неудобства, но зато давал крупнейшие оперативные выгоды
Об оперативных выгодах я в то время ничего не знал, поэтому буду говорить только о неудобствах.
Итак, до прорыва остались считанные дни. Вот-вот взлетят ракеты. Мало кто взойдёт на этот косогор. По крайней мере, половина твоих боевых товарищей будет похоронена здесь. Половина шансов за то, что ты останешься лежать в болоте, либо на косогоре, а другие - живые пройдут мимо, оставляя работу похоронным командам и медсанбатам. А пока...
Все ночи напролёт мы укрепляем и без того высокие брустверы, тем самым наращивая глубину окопов, строим землянки, рубим, пилим, маскируем. А утром солдаты, как убитые, валятся спать. Над всем передним краем тревожной мглой висит сознание близких грозных перемен. Кажется, весь воздух пропитан тревогой...
РАЗВЕДКА БОЕМ
- Командиры взводов, к командиру роты!
Спросонья я ничего не понимаю, но ноги сами бегут куда надо. Булганов, хмурый и напряжённый, только вернулся от командира батальона. Тревога моментально передаётся нам, заставляет быть до предела внимательным: наш полк вместе со штрафниками участвует в разведке боем!
Что это значит?
Для начала это значит, что большинство из нас не должно дожить до послезавтра. Но не об этом говорит Булганов. Он медленно рассказывает диспозицию:
-На рассвете 18 августа на участке 113 дивизии в первый ряд окопов придут штрафники. Пехота нашего 1288 полка отойдёт на вторую линию окопов. Два другие полка (1290 и 1292) уйдут во второй эшелон. Артиллерия всех полков нашей дивизии (включая и миномёты-“самовары”), останется на месте и будет “имитировать артподготовку прорыва”, то есть стрелять сорок минут, вызывая немецкий огонь на себя. После артподготовки штрафники поднимутся в атаку, а пехота 1288 полка займёт их места. Немцы, решив, что прорыв начался, откроют огонь. В это время наши наблюдатели всех родов и видов войск (которые ещё гуляют в приднестровских сёлах), будут наносить на свои планшеты обнаружившие себя огневые точки противника.
Задача пехоты - не вылезая из окопов, кричать “ура” и не пускать обратно штрафников;
задача штрафников - своей смертью помочь выявить огневые точки противника;
наша задача (в чём-то сходная с штрафниками) - как-то держаться и буквально на глазах у немцев стрелять сорок минут под прицельным огнём артиллерии “Неприступного Днестровского вала”.
Булганов уходит в пехоту на НП. Я остаюсь старшим на позиции. Связь по проводу.
Мы вернулись во взвода. Одно спасение, если оно есть, - копать. Пусть вода, пусть по колено, по пояс - только копать! Маскироваться бесполезно - всё на виду!
И мы копаем под неумолчный зуд августовских ещё более злых комаров в болотной духоте тростниковых зарослей. Вечер, ночь не приносят прохлады. Кухни где-то застряли. Посланные за ними солдаты заблудились и только к вечеру принесли сухой паёк. Мы безразлично жуём хлеб с американской свиной тушёнкой, запивая вонючей болотной водой...
Воспоминания записал Литовка Владимир
Все не были железнодорожниками! Она также входит в шпионскую группу «Кларенс». Она передала информацию в аббатство Вал-Дье. Там две дочери аббатства также работали в группе Кларенса. Отец Этьен был также тем, кого тогда называли «ходоком», а отец Хьюг передал информацию, собранную в Лондоне.
Самый трудный бой
Между Визе и Вал-Дьэ, это любительский велосипедист Гийом Флешт из Воздвижения, который передал собранную информацию. Вторая станция передатчика также работала в замке Эйксден. Он передал информацию, собранную различными агентами, в том числе маастрихтским железнодорожником Альфонсом Дрезеном.
Окопы нашей пехоты на краю болотного кустарника пусты. На брустверах, в ходах сообщения валяются шинели, каски, сапёрные лопатки и даже вещмешки штрафников. Всё это уже не нужно их хозяевам. Мы тяжело перелезаем через окопы там, где они разрушены снарядами, и боязливо идём по полю, вчера ещё бывшему ничейной землёй - ведь поле минировано и нами, и немцами! Стрельба идёт спереди и с флангов. Мы, пригибаясь к земле, бегом-шагом преодолеваем поле. За нами охотятся немецкие пулемёты. Но они далеко и не могут вести прицельного огня. Всё же двое ранены. Мы им не можем даже дать сопровождающего - некому нести миномёты и мины.
Очень часто д-р Гоффин подстрекал своих агентов к разведке, но некоторые также хотели помочь уклониться от заключенных, евреев или летчиков. Последний, уроженец Льежа, был главой святой Сесилии Гармонии Эйксдена, а с лейтенантом Николаем Эркенсом они вели сопротивление в голландском Лимбурге.
К сожалению, доктор был прав. Вскоре после этого трехстороннего сотрудничества серьезные проблемы начали накапливаться в группе жителей. Последнему, следуя неосторожности молодого пилота, удалось получить пароль, используемый репозиториями, и быть принятым в качестве почты группы «Люк-Марк». Четыре месяца спустя немцы знали о действии сопротивления и имена тех, кто был его частью, и аресты начались очень рано утром 15 октября. В Лииге немцы захватили нескольких членов «Люка-Марка», таких как Рауль и Джульетта Демоулин, Алопс Кирен из Рерсерсел, Джозеф Меертенс, Берта и Жанин Ренкин Ивонна Тонка, а также некоторые другие.
Наконец, немецкие окопы, перепаханные нашей артиллерией так, что иногда трудно определить, где был окоп. Немецких трупов почти нет. Немцы в любых обстоятельствах делали всё, чтобы унести не только раненых, но и убитых. Но они были. Потом об этом скажет пленный командир 9-ой пехотной дивизии немцев, которая стояла против нас: ...”Моя дивизия занимала выгодные для обороны позиции. Уже в начале наступления мои полки понесли огромные потери от артиллерийского и миномётного огня. Вскоре наша дивизия оказалась в окружении” . Надеюсь, что наши 2000 мин внесли в эти “огромные потери” свою лепту.
День 20 августа был солнечный, жаркий. На тот самый немецкий косогор мы выбрались часам к десяти и остановились передохнуть около разбитой немецкой пушки, недавно стоявшей против нас на прямой наводке. Я отошёл к кусту... Под ним, плотно прижав уши, сидел настоящий большой и живой заяц! Я такого видел впервые в жизни! Помню, как забыв зачем пошёл, схватил зайца за уши и поднял вверх. Он не сопротивлялся, а только хлопал глазами: вероятно, был сильно контужен. Я радостно понёс косого к солдатам. Там меня ждал парторг - приземистый хмурый старший лейтенант, уже в годах. Солдаты, несмотря на усталость, бросились к зайцу. Парторг не пошевелился. Я подошёл к нему.
Ты оправдал доверие. На, пиши заявление в партию. Он протянул мне листок бумаги и огрызок карандаша.
Это была моя первая награда. Он диктовал, я писал: “...Хочу идти в бой коммунистом”. Я был горд наградой, ибо этим заявлением входил в когорту людей, которых больше всего ненавидели мои лютые враги - фашисты. Фронтовые коммунисты, точнее, коммунисты пехоты, вступая в партию, получали только одну привилегию: первыми подыматься в атаку и первыми гибнуть под немецкими пулями. Я это видел сам, своими глазами.
На нашем участке немцы сопротивлялись свирепо. Оказывается, их линии окопов, расположенные по другую сторону возвышенности, остались почти нетронутыми.
Мы продвинулись на километр, потом ещё ..., ещё ... всего километров на шесть до какой-то очередной линии глубоко эшелонированной обороны, и всё ... Пехота выдохлась. Точнее, её не стало.
Перед нами ровное поле. Дальше небольшой лесок. По краю его то ли сараи, то ли амбары. Там немцы. Наши редкие пехотинцы сунулись было в поле, но тут же залегли под огнём немецких пулемётов. Мы подыскали укромное местечко для позиции.Установили миномёты. Мин уже не было. Связисты потянули провод в пехоту. Я пошёл с ними. Юрка остался на позиции. Связного послали за минами. Хотелось пить, а потом есть.
Слева, километрах в двух-трёх по дороге, идущей по гребню длинного бугра, на запад нескончаемой вереницей медленно, с остановками тянулись машины, лошади, артиллерия... Они уходили в прорыв, оставляя нас одних без танков, без артиллерийской поддержки. Тогда, я помню, подумал: “Как же это так можно?” Сейчас, почитав литературу о войне, понимаю, что основной прорыв с вводом в него танковых соединений был совершён в центре плацдарма. Там оборона была прорвана на всю глубину. Наши войска ушли на Прут, чтобы отрезать переправы, организовать внешнюю линию окружения Кишинёвской группировки. Мы же оставались на внутреннем обводе и должны были по мере возможности затягивать петлю, душить фанатиков-немцев, попавших в окружение. Нам опять доставалась не лучшая участь.
На следующий день немцы сами ушли, и мы, преследуя их, днём в самый солнцепёк остановились километрах в полутора от большого села. Команда: “Окопаться”.
Небольшая плоская низина. На ней отдельные кусты и группы низкорослых деревьев. На ровном участке среди кустов мы сгрузили миномёты. Два из них поставили (для проформы, ведь скоро пойдём дальше), а два других свалили в кустах. Впереди на узком длинном валу, идущем вдоль канала, копошилось несколько солдат - остатки нашей пехоты. Метрах в 600-х за каналом начиналось село (Гиска). Оттуда стреляли немцы. Я дал команду окопаться, а сам сначала пошёл, а потом пополз к пехоте в надежде узнать обстановку. Строевых офицеров там не было. Командование стрелковой ротой принял парторг (тот, который принимал меня в партию). У него был приказ взять деревню (Гиска). Батальон не выполнил своей задачи,.. полк не выполнил своей задачи... В мемуарах Р.Я. Малиновского я прочитал про те дни: “...не выполнила своей задачи лишь 57-я
армия”.
Мы с парторгом, единственные на передке офицеры, лежали на склоне вала. Говорили, что в соседней роте жив ещё один младший лейтенант, но он не появлялся. Было ясно: ни один из оставшихся в живых солдат сейчас не войдёт в канал, ибо в поле за каналом только смерть. Поднять таких людей в атаку выше человеческих возможностей. Это понимал и парторг.
Мины есть?
Так чего же ты сюда приполз? Иди, доставай мины, готовь огонь по околице. Будем наступать.
Юрка не был требовательным деловым командиром. Я - под стать ему. Уставшие солдаты, чувствуя нашу слабину, кое-как выкопали каждый себе маленькие ямки-окопчики и, угнездившись в них, спали. Миномёты беззащитно и ненужно стояли на лужайке. Двое солдат ушли искать старшину.
Через час старшина, наконец, нашёл нас. Голодные солдаты рады были и холодной каше, и тушёнке, они получили от провинившегося старшины и табак, и двойную порцию спирта. Мины должны были вот-вот подвезти. Старшина, разморённый жарою и лишним спиртом (за упокой убитых!) остался у нас. Я из крайнего окопчика выгнал недовольного солдата, взял с телеги лопату и стал копать окоп по росту - 181 см как был у меня, и тогда. Старшине его окопчик был мал. Он подложил под голову плиту разобранного миномёта, и минут через 5 раздались густые рулады храпа...
<< Предыдущая - Страница 5 из 21 - Следующая >>
Было уже далеко за полдень, когда высоко в небе появилась “рама” (“Фокке-Вульф - 110” - двухфюзеляжный немецкий самолёт-разведчик). Она как бы неподвижно парила в воздухе, посылая нам надрывный, иногда прерывающийся, звук мотора. Рама, так рама... Хмельные разморённые солдаты сопели в своих ямках, выставив оттуда кто руки, кто ноги... Полная беспечность, разгильдяйство и безответственность, ну как на Чернобыльской АЭС в ночь перед аварией...
Первая тяжёлая мина разорвалась чуть в стороне, заставив лишь некоторых солдат поплотнее угнездиться в своих ямках. Потом разорвалась вторая, уже ближе. На другом конце позиции из окопчика испуганно высунулся Юрка и опять спрятался. Я кончил копать. На полянке тихо и пусто. Пьяно и громко храпел старшина.
Эй, старшина, убери голову!
Но он даже не пошевелился... Я бросил на дно окопа шинель и залёг. Делать нечего. Заставить солдат копать окопы? Да где там!
И тут в небе завыли мины. Вся поляна превратилась в укутанный пылью, дымом и пороховой гарью ад. Земля тряслась. Комья её летели во все стороны. Воздух гудел и рвался на куски. Я прижался ко дну окопа. Казалось, что каждая мина летит именно в меня... Потом также внезапно наступила тишина. Отряхнув землю, я выглянул из окопчика. Земля на полянке была чёрная. Миномёты пропали. С Юркиной стороны благим матом орал солдат. Туда уже кто-то бежал. Я выбрался из окопа и, пригнувшись, побежал тоже. Старшина храпел в том же положении, лишь чуть больше запрокинув голову. Плита была в комьях земли и чего-то белого.
Эй, старшина, за мной!
Но он не обратил никакого внимания. Ведь надо же так нализаться!. Возле окопчика солдата валялась оторванная нога. Он громко голосил, выставив кверху культю с кусками окровавленного мяса. Я знал, что в таком случае надо остановить кровотечение, перетянув ногу в паху, но... кровь почему-то не шла, хотя кровеносные сосуды были очевидно порваны. ... Ещё мина. Я плюхаюсь прямо на солдата. Обломок кости утыкается мне в бок.., истошный крик, пыль, земля, смешанная с человеческим мясом,.. я тоже в крови... И снова тихо. Потом с двумя солдатами накладываем тряпки, кое-как бинтуем всю ногу и укладываем солдата на дно окопа. Он уже только тихо стонет.
Немцы методично бьют по нашей позиции. Иногда перенося огонь на другие цели. Мне здесь нет места, и я бегу к себе. Мина! Я бросаюсь к старшине. Падаю. Рука скользит по миномётной плите. Плита забрызгана чем-то противно- скользким... Мозги! Мозги у старшины на виске, на лбу, на волосах. Но он живой и хрипит, глубоко заглатывая язык. “Перевязывать бесполезно. Сейчас умрёт” - убеждаю я себя, вскакиваю и бегу дальше.
Потом рама улетает. Протрезвевшие солдаты вылезают на полянку. Вскоре приходят обе наши подводы, тяжело гружёные минами. Мы разгружаем их. На дно подводы стелем ветки, траву. Кладём безногого. Совещаемся, что делать со старшиной - он всё ещё жив. Кладём и его. На другую подводу пристраиваем покорёженный миномёт. Туда же садятся ещё трое раненых. В одноконной телеге запряжена моя любимица - караковая молодая кобылка, появившаяся у нас ещё на том берегу. Она не знает, что завтра я её убью, и доверчиво нежными, удивительно чувственными губами берёт с ладони специально для неё припасённый кусочек сахара. Удила мешают ей разгрызть. Сахар падает на землю. Я подымаю, быстро отстёгиваю удила и засовываю уже размокший кусок далеко в ее открытый рот... Подводы уходят в тыл.
Возвращается Юрка. Он ходил подыскивать новое место для позиции, подальше от канала. Вечереет. Мы торопимся перейти туда.
Всю ночь солдаты копали окопы для себя и оставшихся двух миномётов. Потом перетаскивали мины. Стемнело. Я сразу уснул, и только сквозь сон слышал, как матерился парторг, принимая пополнение тыловых “шестёрок”, как слева и в тылу у нас гудели моторы. Из тылов подтягивали артиллерию, выходили на боевые рубежи танки. А левее всё тем же нескончаемым потоком на запад шли тылы тех армий, которые, войдя в прорыв, эавязали бои уже где-то на той стороне Прута, в Румынии...
Ранним-ранним утром меня кто-то больно толкнул в бок:
Вставай, смотри!
Будь я художником, то и сейчас через 50 лет мог бы по памяти нарисовать ту картину:
Чуть сзади и слева от нас плоская низина, поросшая ивняком. Она вся укутана плотным, чуть шевелящимся туманом. И в этом туманном молоке неясными неземными чудовищами скорее угадываются, чем различаются, танки. Их много. Мне кажется, что целое полчище. Пушки уже приведены в боевое положение и все неподвижно смотрят на деревню. Пощады не будет!
Пока я спал, вокруг на валу народу прибавилось. Нам придали полковой взвод автоматчиков, находившийся в резерве. Рядом встала сорокопятка. Артиллерийские наблюдатели протянули свои провода от дальних батарей. Появились ещё какие-то тыловые команды. Пехотинцы - те, которые должны будут идти в атаку, теряются среди приданных пехоте частей.
Я иду к телефону. Юрка не спит. Мы выверяем данные по целям. Открытым текстом договариваемся о командах. Комбат слышит наши разговоры (как и мы его), но не материт нас. Ему не до этого. Деревня должна быть взята!
И вот: “Огонь!”.
Мин у нас много. Их все надо расстрелять, чтобы легче было подводам. Первые дома деревни окутались дымом. Мы бьём по переднему краю немцев. Они не отвечают. Наблюдатели сначала чуть высовываются над валом. Потом садятся, а некоторые встают в полный рост. Полчаса... Взвыли танковые моторы. Обдавая нас гарью, грязью, танки рванулись к каналу, чуть замешкались и один за другим стали выползать на тот берег, уже облепленные автоматчиками и пехотинцами. Мы все стояли и орали им вслед.
Пехотинец с танка протянул мне руку. Я вроде бы и не собирался лезть туда, но как-то сразу оказался около башни и уже сверху крикнул связному:
Сворачивайте миномёты! В деревню!
Танки, лязгая и гремя гусеницами, дёргаясь на колдобинах, шли вперёд. При каждом толчке нас трясло и больно било о разное железо. Но деваться некуда - вперёд! Танки, развернувшись по всему полю, казалось летели на деревню без потерь. Лишь когда мы, то есть, танки, дошли до середины поля, разорвался первый немецкий снаряд. Потом второй.., третий... и четвёртый - рядом. Меня сбросило, и больно ударившись коленкой о что-то железное, я упал в воронку от снаряда. Танки с солдатами ушли вперёд. На галифе выступила кровь. Я, прихрамывая, пошёл к деревне. Около ближнего сарая лежал наш убитый автоматчик. Я поменял свой карабин на его автомат (всё равно кто-нибудь возьмёт).
Первые дома были полностью либо разрушены, либо сожжены. Некоторые ещё горели. Стёкол не было нигде.
Около каждого дома сад. На некоторых персиковых деревьях наверху завлекательно среди листвы краснели персики. Танки прошли через село и бой идёт на другом конце. В селе слышатся автоматные очереди, разрывы гранат - это наши выкуривают последних немцев. Мне торопиться некуда. Юрка подъедет не скоро. Я выломал из забора несколько палок и занялся охотой на персики. Они уже спелые, и шмякаясь о землю разбиваются в лепёшку - вкусно!
Главная улица села постепенно заполняется разными тылами. Едут подводы, артиллерийские обозы, санитарные повозки, машины. Разноголосые толпы тыловых солдат (их видимо-невидимо) растекаются в стороны по соседним улицам и домам. Стрельба затихает. Деревня наша. Мне пора выходить на дорогу искать своих... И вдруг... где-то в самом конце деревни крики, надсадный вой самолётов, резкая пушечная стрельба, разрывы снарядов...
Я прусь за дом. Низко над деревенской улицей один за другим проносятся три наших краснозвёздных ИЛа. Они бьют из крупнокалиберных пулемётов в самую гущу улицы, набитой техникой и солдатами. Это было так молниеносно, неожиданно и несправедливо! Заходит другая тройка...
- Стой! Кого бьёшь?!!
Я выскакиваю из-за дома, вскидываю автомат... И-и-и-у.., и-и-и-у... - это из-под широких разлапистых крыльев ИЛов огненными струями на дорогу летят реактивные снаряды. Пыль, огонь, проклятия накрывают колонну. Между мной и краснозвёздной “чёрной смертью” не более пятидесяти метров. Я бью в мотор, в пропеллер, мне так хочется убить эту падлу, но... мимо. А может, пули отлетают от бронированных боков. Второго, не осознавая, что делаю, я встречаю на дороге. Очередь..! Но, вспарывая воздух, ревёт мощный мотор, и прямо надо мной ИЛ взмывает вверх, подставляя под автомат своё бронированное брюхо. Рожок пуст. Я опускаю автомат. Рядом стоит солдат и то ли со страхом, то ли с испугом, но одобрительно смотрит на меня.
Может быть, сейчас жив этот солдат и вспоминает иногда явно ненормального, тощего младшего лейтенанта, стрелявшего по советским самолётам. Может быть, икнется и лётчикам тех ИЛов, на далёких тыловых аэродромах гордившихся перед друзьями вмятинами от моих пуль.
Я перескакиваю кювет. На дороге в предсмертной агонии хрипят кони, дымятся подводы, где-то в огне ещё рвутся патронные ящики, полуторка с красным крестом уткнулась в землю. Кабина пуста. Около неё лужа крови. На дороге, прижав руку к окровавленному животу, сидит солдат. Другая рука тоже в крови. В бессильной злобе он грозит ею в сторону улетевших ИЛов.
Я с ним заодно. Разница лишь в том, что его распоротый живот - верная мучительная смерть, а я ещё увижу то, о чём кричал, а значит и знал солдат: уютные землянки полевых аэродромов, внутри аккуратно застеленные постели, столовые на открытом воздухе и порхающие около них “бабочки” - ППЖ и ППШ - другая, сказочная для пехоты жизнь.
Всё ещё прихрамывая, я иду вдоль колонны, ищу своих. Нет.., нет... . Никто не знает. И уже совсем отчаявшись, натыкаюсь на них. Небольшая группка растерянных солдат копошится около одноконной подводы. Моя караковая любовь недвижно стоит, низко до самой земли опустив голову. Сзади у неё кровавое месиво. Я смотрю в её огромные чёрные сливы. На них мухи. Отгоняю мух. Мне на ладонь капают крупные слёзы. Никогда ни до, ни после, я не видел, чтобы лошадь плакала. Солдаты осторожно, сторонясь кровавой лужи, распрягают лошадь. До них, всю войну безбедно проживших в своей Одесской области, только сейчас доходит весь ужас, вся жестокость войны. Потом кобылу ведут к обочине. Она тяжело прыгает на трёх ногах. Я набиваю рожок. Наши взгляды на секунду сходятся. Мы оба знаем, что это конец. Я поднимаю автомат. Очередь... Моя любовь как-то неестественно вскидывает голову, падает передними ногами на колени и затем на бок в кювет. Ещё несколько раз в предсмертных судорогах вздрагивает тело. Всё. Я почему-то кричу на солдат. Они молчат.
Потом мы все вместе рассматриваем лошадей второй подводы. Они пугливо дрожат. На одном мерине алая кровь запеклась на боках, но выше шлейки. Ноги целы. Перегружаем всё на одну подводу.
Вдоль колонны уже бегают незнакомые офицеры:
- 1288 полк, выходи строиться на дорогу!
Незнакомые офицеры - это из различных штабных служб, которые сейчас составляют основу полка. Сам полк, его стрелковые роты остались на косогоре и в немецких окопах. Что не успели сделать немцы, завершили “краснозвёздные соколы”... “Убитые сраму не имут”, а виновные?...
Хоть мне и не нравится А.Зиновьев, но:
Скажи мне, почему фронтовики молчат,
Когда военный подвиг превозносят,
Или невнятно что-либо мычат,
Когда об этом их другие просят?
Я знаю, что война - не карнавал,
А голод, холод, тяжкие мученья
Банальна суть. Убитые молчат,
Живой пройдоха подвиг превозносит,
Случайно уцелевшие ворчат,
Их вспоминать давно никто не просит.
Не чувствуя за прошлое вины,
Плетут начальники военную науку,
И врут писатели романтику войны,
Очередную одуряющую скуку.
Вот почему...
